Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

и Сталина. Восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР, в частности, замаскировать тот факт, что Черчилль и его ученики из партии лейбористов являются организаторами англо-американо-французского блока против СССР. Опубликованием таких речей мы помогаем этим господам. У нас имеется теперь немало ответственных работников, которые приходят в телячий восторг от похвал со стороны Черчиллей, Трумэнов, Бирнсов и, наоборот, впадают в уныние от неблагоприятных отзывов со стороны этих господ. Такие настроения я считаю опасными, так как они развивают у нас угодничество перед иностранными фигурами. С угодничеством перед иностранцами нужно вести жесткую борьбу. Но если мы будем и впредь публиковать подобные речи, мы будем этим насаждать угодничество и низкопоклонство. Я уже не говорю о том, что советские лидеры не нуждаются в похвалах со стороны иностранных лидеров. Что касается меня лично, то такие похвалы только коробят меня». Это был прямой и резкий выпад против Молотова. Он был единственным в «четверке», кто встречался со всеми названными западными лидерами и контролировал содержание публикаций по внешнеполитической проблематике. Обвинение в потере пролетарской бдительности звучало весьма серьезно.

Молотов думал легко отделаться, ответив Сталину на следующий день: «Опубликование сокращенной речи Черчилля было разрешено мною. Считаю это ошибкой, потому что даже в напечатанном у нас виде получилось, что восхваление России и Сталина Черчиллем служит для него маскировкой враждебных Советскому Союзу целей. Во всяком случае, ее нельзя было публиковать без твоего согласия».

После этого гнев Сталина на какое-то время смягчился. Так, письмо Молотову «для пятерки» от 11 ноября было деловым, выпадов против наркома иностранных дел не содержало. И содержало в себе ответ на вербальную ноту Гарримана: «Как видно из ответа Правительства США, последнее не хочет видеть разницы между положением Японии в период разоружения японских вооруженных сил (август-сентябрь), когда Главнокомандующий действовал без какого-либо контроля и контрольного органа союзников, и положением после окончания их разоружения, когда появилась необходимость создания контрольного органа союзников. Исходя из этой концепции, Правительство США, по-видимому, намерено сохранить в основном без изменения все права и привилегии Главнокомандующего, которыми он пользовался в период августа-сентября, когда он создавал и изменял режим в отношении Японии, создавал и распускал японское правительство по своему личному усмотрению, без ведома союзных представителей в Японии. Но такая концепция исключает необходимость создания какого-либо контрольного органа, заслуживающего того, чтобы назвать его контрольным органом. Советское правительство не может согласиться с такой концепцией…

Сталин признавал и продолжает признавать, что на США ложится больше ответственности в делах Японии, чем на остальных союзников, но он никогда не соглашался с тем, чтобы ответственность несли только США, ибо он считает, что ответственность несут также и те союзные державы, войска которых приняли активное участие в деле разгрома японских вооруженных сил…

Советское правительство считает также целесообразным, чтобы при решении вопросов в Дальневосточной консультативной комиссии был сохранен принцип единогласия главных держав. Этот принцип успешно применялся в Европейской консультативной комиссии».

Эта позиция была немедленно доведена до американской стороны. Вопрос о контрольных органах для Японии заходил в подготовленный американцами тупик.

Гарриман 19 ноября пришел к Молотову с весьма неожиданным предложением:

– Если бы советское правительство пожелало послать свои войска в Японию для участия в ее оккупации, то американское правительство и Главнокомандующий приветствовали бы подобное решение. Эти советские войска не имели бы отдельной зоны оккупации, а вошли бы в состав вооруженных сил, находящихся под командованием Макартура. Британское правительство, например, обратилось к США с предложением послать 30 тысяч британских войск в Японию. Думаю, что в этом заинтересовано, главным образом, австралийское правительство.

– А не обращалось ли к США китайское правительство с просьбой об участии китайских вооруженных сил в оккупации Японии? – поинтересовался Молотов.

Гарриман был не в курсе.

– Но если советское правительство пожелает послать свои войска в Японию для участия в оккупации на таких условиях, то США отнесется к этому так же благожелательно, как и к предложению об отправке в Японию войск других союзных держав.

Такой вариант Кремль, означавший признание подчиненного положения, не сильно заинтересовал. Как и переданный тогда же Гарриманом ответ Вашингтона по Дальневосточной комиссии, который гласил: «Правительство Соединенных Штатов готово принять следующие поправки к своим предложениям относительно Дальневосточной комиссии:

В соответствии с желанием советского правительства обеспечить путем взаимной консультации решение основных вопросов, как, например, основных изменений в конституционной структуре или в режиме контроля Японии, Правительство Соединенных Штатов было бы готово включить в положения о работе Комиссии статью, предусматривающую, что директивы, касающиеся основных изменений в конституционной структуре или в режиме оккупации Японии, будут издаваться только после предварительной консультации и соглашения в Дальневосточной комиссии».

К этому Гарриман добавил «Устное заявление», где говорилось, что «лишение Главнокомандующего, путем требования единогласия четырех держав в Совете, полномочий вносить изменения в состав Японского Правительства означало бы лишение его существенной и основной власти, необходимой для осуществления своих приказов».

Молотов, взяв, как обычно, время для подготовки официального ответа, 23 ноября обозначил пределы советских уступок по контрольному механизму на очередной встрече с Гарриманом. Главная мысль звучала так: «Советское правительство полагает, что процедура голосования в Дальневосточной комиссии должна обеспечить осуществление принципа единогласия четырех союзных держав не только в вопросах, касающихся основных изменений в конституционной структуре или в режиме контроля над Японией, но и в таком вопросе, как смена всего японского правительства в целом, включая и премьер-министра. Вместе с тем советское правительство находит возможным, чтобы в необходимых случаях Главнокомандующий мог принимать решения о смене отдельных министров японского правительства после соответствующей предварительной консультации с представителями других союзных держав в контрольном органе».

После чего Молотов подчеркнул:

– Советское правительство, уточняя свою позицию, не возражает против того, чтобы Главнокомандующий мог, в случае необходимости, сменять отдельных министров Японского Правительства. Что же касается смены всего японского правительства в целом, во главе с премьер-министром, то считаем, что решения по такому вопросу необходимо принимать на основе соблюдения принципа единогласия четырех главных союзников.

– А как быть в таких случаях, если премьер-министр японского правительства откажется повиноваться приказам и распоряжениям Главнокомандующего, и премьеру надо будет предложить немедленно подать в отставку, – начал придумывать Гарриман.

Молотов и здесь готов бы пойти навстречу:

– Я считаю исключенным, чтобы советский представитель в контрольном органе мешал главнокомандующему принимать решения в подобных случаях. Это – случай невероятный. К тому же не следует забывать, что Главнокомандующий располагает достаточно широкими возможностями и именно он, а не кто другой, располагает всеми оккупационными войсками в Японии, то есть имеет