Читать книгу - "Орловский и ВЧК - Владимир Черкасов-Георгиевский"

отвечать на его вопросы комиссар Делафар поместил меня в камеру размером полтора на два метра, где уже находились двое других заключенных, в которой я содержался в течение пяти дней, после чего вновь был направлен в Бутырскую тюрьму.

Агент Зай, освобожденный 12 октября, умер спустя две недели вследствие заражения тифом в Бутырской тюрьме.

Шарль Фо-Па-Биде».

К этому была тщательно зашифрованная другим кодом приписка, что в Бутырской тюрьме сейчас также содержится агент их службы Иван Федорович Манасевич-Мануйлов, недавно арестованный за попытку нелегального перехода границы.

Последнее сообщение особенно не понравилось Орловскому. Ловкач Манасевич-Мануйлов, знавший Орловского едва ли не как облупленного, мог вполне навести на новый след его высокородия, если ВЧК стало бы это выяснять всерьез. Как специалист сыска и, так сказать, природный агент, Иван Федорович по классу превосходил, возможно, и Ревского.

В императорском Департаменте полиции, с которым связались все помыслы и жизнь Манасевича-Мануй-лова, о нем значилось:

«Еврейского происхождения, сын купца, лютеранского вероисповедания, окончил курс в реальном, училище Гуревича. Еще учеником училища обратил на себя внимание известных в Петербурге директора Департамента духовных дел А. Д. Мосолова и редактора газеты «Гражданин» князя Мещерского, взявших его под покровительство. Юношей приняв православие, он при содействии князя Мещерского и Мосолова поступил на государственную службу».

Чиновник по особым поручениям Министерства внутренних дел Манасевич-Мануйлов, поработав в Ватикане, в 1902 году так же в роли журналиста был командирован лично министром В. К. Плеве в Париж для сбора агентурной информации и подкупа крупнейших французских газет, нацеливания их против российских революционеров-эмигрантов. С началом русско-японской войны Иваном Федоровичем была учреждена внутренняя агентура при японских миссиях в Париже, Гааге, Лондоне. Он организовал особое отделение при Департаменте полиции, которое, помимо наблюдения за шпионами, добывало агентурными путями шифры иностранных государств. Им были получены дипломатические шифры Северо-Американских штатов, Китая, Болгарии. Румынии.

Манасевича-Мануйлова наградили орденом Святого Владимира IV степени, испанские власти — орденом Изабеллы Католической. В 1916 году он являлся чиновником по особым поручениям при Председателе Совета Министров Б. В. Штюрмере, осуществляя его связь с Г. Е. Распутиным. В это же время Иван Федорович работал со следователем по особо важным делам Орловским в созданной по Высочайшему повелению Комиссии для расследования вредной для Империи деятельности и шпионажа в пользу Германии. Руководил Комиссией генерал-майор Генштаба Н. С. Батюшин, являвшийся после создания отечественной контрразведки в 1903 году основателем и начальником этой службы в Варшавском военном округе. В ней участвовали Б. В. Штюрмер, тогдашний министр внутренних дел А. Н. Хвостов и ряд судейских, полицейских чинов. Ввязавшись в одну из афер директора Русско-французского банка Д. Л. Рубинштейна, Манасевич-Мануйлов сам попадал под суд.

После февральской революции Манасевич-Мануйлов работал в пропагандирующей Антанту газете «Общее дело» знаменитого разоблачителя провокаторов В. Л. Бурцева. В это же время Иван Федорович трудился на французскую разведку, личные связи с чиновниками которой тянулись у него с парижского периода агентурной биографии. После октябрьского переворота большевистские власти арестовали его и вместе с фрейлиной Вырубовой, генералом Гурко и другими монархистами выслали в Финляндию. Но тамошний Совет посчитал, что таких контрреволюционеров не стоит отпускать, и вернул высланных в Москву.

Манасевич-Мануйлов весь 1918 год наиболее активно помогал резидентуре 2-го Бюро, одновременно «нанявшись» и в агентуру ВЧК. После переезда Дзержинского вместе с правительством в Москву Иван Федорович даже остался одним из петроградских связных главного чекистского ведомства, но в начале этой зимы попробовал бежать из Совдепии и при нелегальном переходе границы попался.

«Как может повести себя сей прожженный господин на допросах?» — думал Орловский.

Для него опаснейшим становился Манасевич-Мануйлов, так как мог открыть все карты перед красными по двум направлениям. Во-первых, этот заслуженный, многолетний агент влияния французов мог просто-напросто знать от Фо-Па и Вакье о комиссарской личине, под которой скрывался Орловский. А во-вторых, всеведущий Иван Федорович мог угробить не только Орловского, но и монархический заговор, в котором резидент состоял уже в Белой армии.

Возглавлял офицеров-заговорщиков, сплотившихся в группу под названием «Анонимный Центр», бывший начальник Высочайшей следственной комиссии генерал Батюшин, под псевдонимом Петров руководивший сейчас контрразведывательным отделом штаба Командующего Крымско-Азовской Добровольческой армии. О высокопоставленных лицах, вошедших в эту организацию, собиравшуюся поменять вождей у добровольцев с Белых на Синих, Орловский и упоминал в последнем разговоре с де Экьюпа-ре. Манасевич-Мануйлов, отлично знавший Орловского и Батюшина по работе в Государевой Комиссии, сейчас, искупая грехи в сотрудничестве с чекистами, мог набрести и на сегодняшнюю связь Орловского с Батюшиным по донесениям большевистской агентуры у белых.

В общем, так иль эдак, а Орловскому в Москве с розыском попрыгунчиков и разбирательством с тюремным Манасевичем-Мануйловым никак нельзя было обойтись без Ревского, который тоже отлично был знаком с Иваном Федоровичем.

Глава вторая

Побывавший у Орловского на Сергиевской лейб-гренадерский капитан Иван Иванович Морин оставил ему пока уцелевшую явку британской разведки в Москве именно на Сухаревке, нужной теперь резиденту для выхода на преступный столичный мир. Туда на следующее воскресное утро, как раз в самые толкучки и развалы отправился продолжать свой петроградский сыск попрыгунчиков Орловский.

Явка была в антикварном магазине в «аристократической» части Сухаревского рынка ближе к Спасским казармам. Прежде чем добраться туда по Садовой улице со стороны Самотеки, Орловский брел по знаменитому рынку, имевшему в отличие от так же легендарной Хитровки своеобразнейшее лицо, обличье или физиономию, а то и харю.

Издалека виднелся сизый то ли от холодов, то ли оттого, что перестали красить, шпиль 60-метровой Сухаревой башни — когда-то «полковой избы» стрельцов полковника Л. П. Сухарева, единственного со своими ратниками оставшегося верным Государю Петру Первому во время стрелецкого бунта. Потом с надстроенным поверх каменных палат этажом в здании была навигаторская школа, еще позже — обсерватория. А стало бойким здешнее место после войны с французами, когда возвратившиеся в Москву жители принялись разыскивать свое разграбленное имущество. Генерал-губернатор Растопчин и издал приказ:

«Все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет. Всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только месте, а именно на площади против Сухаревой башни».

В итоге Сухаревка, — упиравшаяся «спиной» башни в улицу Сретенка, а ее фасад смотрел на Шереметевскую больницу, — простерлась на пять тысяч квадратных метров. Окрестные дома были набиты трактирами, пивными, конторами оптовиков, лавками сапожными и готового платья; в ближайших переулках находились склады мебели.

С легкого