Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Вопрос об атомной энергии не стоял на официальной повестке дня, но Молотов сам поднял его во время приема на третий день конференции. Когда Бирнс подошел к нему и спросил, когда тот намерен прекратить процедурные дискуссии и обратиться к делу, Молотов поинтересовался:

– Нет ли у господина Бирнса атомной бомбы в кармане?

– Вы не знаете южан, – ответил Бирнс, – мы носим в карманах пистолеты. Но если Вы не прекратите свои увертки и не дадите нам заняться делом, я намерен вынуть атомную бомбу из кармана, и тогда Вы получите.

Молотов рассмеялся. И вскоре предложил тост:

– Выпьем за атомную бомбу! У нас она есть.

У кого – у нас, нарком не уточнял.

В германском вопросе наибольшую активность проявляла Франция, надеясь максимально ослабить Германию и присоединить к себе ее территории. Но Де Голля ждало разочарование: «Невозможность прийти хоть к какому-то решению особенно ярко проявилась при обсуждении германской проблемы. Франция оказалась единственной страной, которая смогла предложить конкретное решение. Накануне открытия Лондонской конференции я публично изложил нашу точку зрения на условия заключения мира с Германией в интервью, данном парижскому корреспонденту газеты „Таймс“ Джеральду Норману. Уточнили мы свои позиции и на самой Лондонской конференции – в специальном меморандуме и в выступлении Бидо. Конференция не отвергла с ходу французскую программу. Предложение заменить рейх федерацией германских государств показалось ей разумным. Никакого возражения не встретила идея создания франко-саарского экономического союза. Проект о преобразовании Пфальца, Гессена и Рейнской провинции в самостоятельные государства с их интеграцией в западную экономическую и стратегическую систему также не показался неприемлемым. Наши партнеры сразу одобрили предложение о международном статусе Рура. Но когда Молотов заявил, что Россия также должна быть участницей этого международного проекта и что ее солдаты должны находиться в Дюссельдорфе наряду с частями союзников, Бирнс, а за ним и Бевин схватились за голову. На этом обсуждение предложенного нами решения закончилось. Других решений, кстати, никто не предложил».

Бирнс выступил за пересмотр потсдамской формулы мирного договора с Германией, предложив ограничить время оккупации периодом, необходимым для разоружения и демилитаризации, после чего вывести все войска (замечу, американское военное присутствие в Германии сохранилось до сих пор и сохранится еще долго). Москва увидела в этом опасность своим позициям в советской зоне оккупации и предложила в ответ распространить эту формулу Бирнса и на договор с Японией. Однако американцы отказались это даже обсуждать, как и вопрос об участии СССР в работе союзного контрольного механизма в этой стране.

Гораздо более серьезной стала схватка вокруг мирных договоров с Румынией и Болгарией, правительства которых по-прежнему не признавались западными державами. Инструкции Политбюро предусматривали их рассмотрение в увязке с главным приоритетом англосаксов – договором с Италией. Сталин в послании Молотову настаивал на еще большей жесткости: «Румыны чувствуют себя хорошо, будут держаться крепко, и, по всем данным, махинации союзников будут разбиты. Необходимо, чтобы ты также держался крепко и никаких уступок за счет Румынии не делал…

Надо было, кроме того, сказать прямо, что представители Америки и Англии в Румынии поддерживали антисоветские элементы в лице Радеску и его друзей, что несовместимо с нашими союзническими отношениями… В случае проявления непримиримости союзниками в отношении Румынии, Болгарии и т. д. тебе следовало бы, быть может, дать понять Бирнсу и Бевину, что правительство СССР будет затруднено дать свое согласие на заключение мирного договора с Италией. При этом можно было использовать такие аргументы, как их неблагодарное отношение к нашему предложению о колониях Италии, а также неразрешенность вопроса о размерах репарации с Италии в пользу СССР…

Что может получиться при таком положении вещей? Может получиться, что союзники могут заключить мирный договор с Италией и без нас. Ну что же? Тогда у нас будет прецедент. Мы будем иметь возможность в свою очередь заключить мирный договор с нашими сателлитами без союзников. Если такой поворот дела приведет к тому, что данная сессия Совета министров окажется без совместных решений по главным вопросам, нам не следует опасаться такого исхода». Молотов заверил: «При первой возможности использую указанные тобой аргументы в пользу нашей политики в Румынии».

Возможность представилась в воскресенье 16 сентября. Бирнс был недоволен началом конференции: «Мы потратил много часов, обсуждая процедуру. Франция хотела обсуждать контроль над Германией. Молотов хотел обсуждать немецкие репарации. Он также поднимал вопрос о Контрольном совете в Японии. Мы достигли небольшого прогресса с итальянским мирным договором, а советская делегация настаивала, чтобы мы признали их марионеточные правительства в Восточной Европе. Последнее требование казалось мне главным камнем преткновения на конференции». В 17.30 госсекретарь появился в российском посольстве.

– У Вас не должно быть сомнений, что Соединенные Штаты желают, чтобы соседние с СССР страны в Европе были дружественно настроены к СССР.

– Не буду скрывать, у советского правительства имеются сомнения в этом, – заметил Молотов. – Почему англичане и американцы поддержали враждебное Советскому Союзу правительство Радеску и не поддерживает дружественное правительство Грозы?

– Если Вы подумаете о том, как народ в Соединенных Штатах представляет себе свободные выборы, то Вы поймете, когда я скажу, что правительство Грозы было создано при таких обстоятельствах, которые произвели очень плохое впечатление в Америке, где принято считать, что Вышинский приказал королю в течение двух часов уволить правительство и поручить Грозе сформировать новое, – разъяснил Бирнс.

– Хотел бы знать, допустило ли бы американское правительство существование в соседней США Мексике правительства, враждебного США, в особенности после того, как Мексика, напав на США, воевала против США и в течение двух лет ее войска оккупировали их территорию?

– Может найти способ, подобный тому, который был применен в Польше, – предложил Бирнс, – чтобы обеспечить наличие в правительстве представителей всех демократических партий страны.

– В Румынии невозможно повторить опыт Польши, где существовало два правительства, а не одно, как в Румынии. Кроме того, Румыния выступила против Советского Союза, а Польша была нашим союзником. В побежденной стране нельзя терпеть враждебного правительства, и ни одно уважающее себя правительство на месте советского правительства этого не допустит. До выборов советское правительство не считает возможным переформатировать правительства Румынии и Болгарии. А все ли партии представлены в американском и британском правительствах? Насколько известно, это не так. Почему американское и британское правительства не пошли на изменение состава правительства Греции до выборов, хотя оно нарушило Варкизское соглашение, заключенное с демократическими партиями?

– Но греческое правительство сформировано не так, как правительство Грозы, – возразил Бирнс. – Оно разрешает корреспондентам работать в Греции.

Молотов резонно парировал:

– Греция ведь создана не для американских корреспондентов, а для греческого народа. Демократическим правительством является