Читать книгу - "Дырка. Фантасмагория - Артём Владимирович Ляхович"

изменить, но… не принимают, и все. Их слишком ранит то, что они должны принять. В своем мире, мире иллюзий, они обречены вечно выбирать из двух невозможностей. Но здесь, в мире идей, их ждет возможность, о которой мало кто знает… и о которой лучше не говорить вслух.

Учитель пристально посмотрел на них. Алиса и Лео не отрывали от него глаз.

– Если человек, – медленно продолжал старец, – так сильно хочет изменить свое время, – понимаете? – изменить свое время… если он желает этого так страстно и неодолимо, что…

Лео и Алиса вдруг ахнули – сначала Алиса, а потом Лео.

– Да, – кивнул Учитель. – Поэтому я до сих пор жив. Книга не давала мне умереть. Мне очень, очень не нравятся времена, в которых живут люди, и я то и дело вмешиваюсь в ход событий… но только тсс!.. Это против правил. Еще Платон понимал, что на благо правилам иногда их нарушать. И никогда, никогда, никогда и ни с кем не говорите об этом. Даже друг с другом… А теперь…

Учитель глубоко вздохнул:

– Раскрой книгу, Лео. Или пусть лучше это сделает Алиса. Женская рука вернее.

Алиса взяла книгу и дрожащей рукой перелистнула первую страницу.

– Здесь что-то написано! – вскрикнула она.

– Что?

– «Домой», – прочитала она витиеватый старинный шрифт.

– Отлично! По-моему, пора последовать этому совету.

Лео взял Алису за руку.

– И еще мне кажется, что первое слово, которое вы прочли в книге, – неплохое имя для этой страны. Ваше личное имя. А? Что скажете? Ну же!.. Скажите его! Скажите!

– Домой, – сказали хором Алиса и Лео. И почувствовали, как их поднимает и кружит радужная рябь, унося все дальше от Учителя.

– Как нам попасть сюда? – успела крикнуть Алиса.

– Книга подскажет! – донеслось из ниоткуда.

Глава 9

Домой

– Лёник! Сегодня тебе придется переночевать у дяди Лекса.

Лёник был мелкий, восемь лет, и ему еще не полагалось понимать, почему у дяди Лекса, а не дома с мамой-папой, как всегда.

– Так безопасней, – говорил папа.

– Почему?

– Почему-почему…

На него смотрели, как на дурачка, и объясняли, как дурачку, – медленно и детскими словами: «Злые дяди… сделать плохо…» Лёник дурачком не был и поэтому, наверное, ничего не хотел понимать.

– А вы со мной тоже там будете?

– У дяди Лекса кроватей не хватит, – отвечала мама.

– У дяди Лекса полно кроватей, – возражал Лёник. Они с родителями говорили на разных языках, в которых были почему-то одинаковые слова, но он не сдавался.

– Лёник, это не обсуждается. Ты будешь там, а я… я не могу, – говорил папа.

– И я, – говорила мама.

Лёник настаивал. Он канючил, кривлялся и хныкал. Он пользовался своим правом капризничать и не понимать, пока не стало ясно, что без крайних мер не обойтись.

– Ну как же я устал от тебя, – говорил ему папа. – Ну как же ты не можешь понять…

– Пап, – сказал Лёник. – Я и правда не могу понять. Я не понимаю, почему ты лезешь в тюрьму вместо того, чтобы сохранить себя для нас с мамой. Я не понимаю, почему всякие там идеи важнее семьи. Я никогда не пойму тебя и, если с тобой что-то случится, буду считать тебя не героем, а предателем.

Папа и мама смотрели на него, как на пришельца. Потом папа вышел из берегов.

– Где ты все это слышал? – гремел он. – За кем повторяешь? Кто тебя научил?

– Разве таким простым вещам нужно учить?

– Нет, ты все-таки скажи! Скажи! – кипятился отец.

Но мама смотрела на него, все сильней кусая губы. Кажется, она уже изменила свою точку зрения.

Через три часа семейство Дворских располагалось в посуточной квартире на Нижней Боброславной.

Лёник пыхтел на своей койке, чтобы все слышали, как он спит. Когда родители заснули, он вышел в коридор, подошел к первой попавшейся двери, закрыл глаза, сосредоточился и сказал:

– Домой…

* * *

Все началось утром, когда Алька услышала за стеной мамин-папин разговор:

– …И чем они мотивируют свой отказ?

– Как всегда. В связи со сложной ситуацией в стране… тра-та-та… вы нам не нужны. Ну так они не говорят, конечно… Говорят: советуем быть осторожней… Попса им нужна, как этот кот Давинчи. Прет изо всех дырок… А я, стало быть, на плохом счету…

Котов Алька любила. Но папу она любила еще больше.

– Стенд ап, Лиса Алиса! В школу пора! – Отец заглянул в ее спальню.

– Пап, плюнь на них, – сказала Алька.

– На кого?

– Ну на этих, как их… Которые говорят, что ты на плохом счету. И будь осторожней. Они же как тиг-ры – слопают тебя, и все. А ты нужен нам с мамой.

Пару секунд папа смотрел на нее. Потом расхохотался:

– Вот ушки на макушке, а? Как же быстро вы растете, киндеры… Я обязательно сделаю, как ты сказала, вот только взрослые разговоры слушать нехорошо. Ты поняла меня, Лиса Алиса?

Алька надулась. Но, когда папа вышел из комнаты, вскочила и хихикнула, подмигнув зеркалу.

Ночью, когда все спали, она снова стояла перед ним.

– Домой, – шепнули хихикающие губы.

Зазеркальная Алька расплылась радужной рябью и пропала…

* * *

Митингующие стояли спокойно. В двойном оцеплении бобродружин и боброкопов им нечего было бояться.

И все наверняка прошло бы как всегда мирно, без нарушений, и все нарушители были бы задержаны, если бы откуда-то с дальнего края митинга не пополз гадкий шепоток. Он шуршал, как пыльный пакет в руках у торговки, и ветер нес его по Торфяному, перекидывая с губ в губы. В нем было много слов, но на виду было одно, самое пыльное и сыпучее – «стреляют»…

– Где?..

– Кто?..

– В кого?..

Шепоток шуршал дальше, переходя в говорок, в говор, в гам; и когда гам перехлестнул за оцепление, толпу прорезал крик:

– А-а-а! Стреляют! Стреляют!..

Никому не удалось опознать провокатора. Заметили только, что на нем была шапка, натянутая по самый нос, большие очки и борода (наверняка фальшивая).

Толпа вспучилась и прорвала оцепление. Дружинники и боброкопы хватали кого могли… А выходка неизвестного вреднюка не имела ни малейших оснований: за весь день не прогремело ни единого выстрела. Были только пострадавшие от своих нападений на представителей бобропорядка… впрочем, они были всегда. Да и не в кого было стрелять: через полчаса по Торфяному топтались только растерянные дружинники, так и не получившие команды разойтись по домам.

А неизвестный вреднюк, спустившись в подвал на другом конце Боброполя, стоял перед облезлой дверью. Там, видно, располагалось их вреднючье гнездо.

– Домой, – сказал вреднюк и открыл дверь…

* * *

– Ну и как там, на митингах? – спросило начальство, стоя спиной к Лео.

Тот подавил улыбку.

– На каких митингах? Я же на них не бываю.

– Да ну? Видно, кто-то очень похожий на тебя там был. Прям одно лицо.

– Двойник, видно…

– Ты вот что, – развернулось к нему начальство. – Я тебя не ругаю, не думай. У нас свободная страна, кто где хочет, там и стоит. Так что ты не это. У меня другое к тебе. Ответственное, так сказать, задание.

– Даже не догадываюсь какое. – Лео задумчиво почесал затылок.

– Короче, это. Я слышал, ты дружбу водишь с этим, как его… профессором Арбузом?

– Может, Баклажаном?

– Ну!.. Понимаешь, ходят слухи, что он в душе не наш. Вреднюк, короче говоря. Он что-нибудь такое говорил вам, да? На лекциях?

– Не знаю, я прогуливал.

– Ладно-ладно… Ты вот что: как-нибудь, когда вы будете там гулять или что… затащи его на митинг. Понял? Просто проведи мимо, и все. И дай нам знать. Я тебе номерочек кину…

– А чем затащить? Арканом? Или поводок ему купить? – спросил Лео.

– Ну-у-у… это уже твое частное, сугубо личное, так сказать, дело. А задание ты понял, да? Вот и справляйся. Не справишься… две ошибки – многовато, сам понимаешь. Одну тебе простили, так сказать, впрок… Ну, будь здоров.

– И вы будьте здоровы, – сказал Лео, подходя