Читать книгу - "Дырка. Фантасмагория - Артём Владимирович Ляхович"

– Ясно. Вы знаете, где вы?

– В Дырке? – хором спросили Алиса и Лео.

Амбуаз кивнул:

– Раз вы так говорите, значит, узнали об этом месте не от ученых и поэтов.

– А как еще говорить? – спросил Лео.

– Названий много. Если я назову парочку древних, ручаюсь, ты очень удивишься… Давайте-ка пройдем в более уютное местечко и как следует все обсудим.

– Это… параллельный мир? – спросил Лео, последовав за Амбуазом.

– Нет. Настоящий.

– Как это?

– Вот так. Тот мир, в котором вы родились и жили всю жизнь, иллюзорный, а этот – настоящий, – говорил Амбуаз, шагая впереди. – Дыркой его прозвали бандиты, которые обтяпывают тут свои делишки.

– А почему… здесь все так похоже на Боброполь? – спросил Лео. – Улицы, машины… и почему людей нет?

– Люди есть, просто их мало. Примерно одна тысячная процента… к тому же не все сейчас здесь. Большинство людей никогда не сможет попасть сюда… или почти никогда.

– Почему?

– Э-э-э… наверное, это самое сложное, что я должен вам объяснить. Дырка – мир без иллюзий, Лео. Здесь нельзя солгать, обмануть, надуть, даже непроизвольно. Здесь исчезают оболочки, слепленные вынужденной ложью нашей жизни, и мы видим друг друга, что называется, насквозь.

– Ва-а-ау… – протянула Алиса, глядя на Амбуаза так, будто и правда хотела прорентгенить его насквозь.

– Помните тот момент, когда каждый из вас – и ты, Лео, и твоя спутница, – вы оба впервые услышали это странное слово «дырка»? Да?

Алиса и Лео угукнули, и профессор продолжал на ходу:

– Это был особый момент, потому что… ведь в нашем мире о ней не говорят. Дырка – табу. Все суеверия, все сглазы и заклинания связаны с ней… Но – так или иначе – вы услышали. Девяносто девять и девять-девять-девять тысячных процента людей не придали бы этому никакого значения. Дырка и дырка – подумаешь! Мало ли о каких дырках могут говорить люди… Но у вас иначе. Дырка осталась в вас и бередила вам душу. Она все время побуждала возвращаться к ней и искать ее следы… Верно?

– Да, – хором сказали изумленные Лео с Алисой.

– Считайте, что Дырка позвала вас к себе. Помнишь, Лео, ты как-то упомянул внешнего человека? Тех, кто чувствует зыбкость нашего мира и стремится освободить внутреннее от внешнего, вот их-то и зовет к себе Дырка. Внутренние люди могут здесь общаться напрямую. У нас так умеют только влюбленные, и то лишь на пределе своей любви… Что такое, Лео?

– Ничего, – буркнул тот, глядя под ноги.

– Здесь, в Дырке, реальность не ускользает, а раскрывается перед нами. И каждый видит ее по-своему, и все увиденное – истина, только глазами каждого. А вот когда все всё видят одинаково – это ложь… Ты спрашивал, Лео, почему Дырка похожа на Боброполь?

– Угу…

– Потому что ты попал сюда в Боброполе и, естественно, ожидал увидеть его же, а не какие-нибудь пески Сахары. Другие люди видят Дырку совсем иначе… И ты, девочка, тоже видишь Боброполь?

– Я вижу свой город, Бурьяновский… – сказала Алиса, не сводя с Амбуаза круглых глаз. – А вы что видите?

– Вот как! Только здесь и встретишь, пожалуй, такую международную пару, да еще за руки… Что вижу я? Я вижу горную дорогу, ведущую в уютный сад.

Амбуаз вывел их к скверу, спрятанному за домами.

– Постойте! – Лео даже остановился, и Алиса тоже, потому что он все еще держал ее за лапу. – Вы все время говорите про Алису «девочка, девочка»… Кем вы ее видите?

– Твою спутницу зовут Алиса? Очень приятно… А разве она мальчик?

– Нет, просто… – Лео отвернулся от Алисы, которая снова затявкала. – Просто я вижу ее… ну… лисой.

– Кем?

– Лисой…

– А я его – собакой! – заявила Алиса. – Кудлатым таким ризеншнауцером…

– А-ха-ха-ха! – расхохотался Амбуаз, и Лео отвернулся еще больше. – Слыхал я о таких казусах… Ну, конечно, Лео, тебя я вижу тобой, а не ризеншнауцером, иначе я бы и не узнал тебя. Ты для меня такой же, каким я видел тебя у нас: горячий, дерзкий, немного лохматый парень в джинсовом костюме… А Алису я вижу вовсе не лисой, а вполне симпатичной девочкой с карими глазами и роскошными рыжими локонами до пояса… Что такое?

– Ничего, – тихо сказала Алиса.

– Вижу расцветающую красоту, о которой один классик сказал – «когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не женщина». Это самая горькая форма красоты, потому что она зыблется как раз на границе внутреннего и иллюзорного… Вы, Алиса и Лео, увидели друг в друге ваши тотемы.

– Как это? – спросил Лео, все еще глядя в другую сторону.

– Наш ум бессознательно отождествляет людей с каким-нибудь животным. Древние вели от них свой род… Это значит, друзья мои, что ваше сознание, как бы это сказать… очень близко к первобытному. Вы видите друг в друге родовые, а не индивидуальные сущности.

– Но ведь… Тогда я должен видеть в Алисе ослика, а она во мне – бобра, – возразил Лео. – Ведь она осландка, а я – Боброго Рода.

– Люди, которые видят друг в друге такое, сюда не попадают, Лео, – мягко сказал Амбуаз.

– Почему?!

– А ты как думаешь?

– Ну… не знаю.

– Подумай.

Лео был так озадачен, что повернулся обратно к Амбуазу и Алисе. И остолбенел.

– Ой, ты уже не пес! – заулыбалась Алиса. – Ты уже парень! И клевый такой!

Лео молча смотрел на нее. Алиса тоже теперь не была лисой. Она была девочкой, и именно такой, как описал профессор Амбуаз, – глазастой, симпатичной, с рыжими локонами до пояса.

Вот только она была… совсем голой. Полностью – с головы до босых ног. Ее фигурка, не вызревшая, как нераскрытая апрельская почка, вызывала у Лео не то, к чему он привык, глядя на голых девушек, а стыд и желание поскорей прикрыть Алису, укутать ее хоть во что-нибудь, хоть в листву или в городскую пыль. Он буравил ее глазами секунд десять, стараясь не смотреть вниз, потом резко отвернулся.

– Что такое? – спросила Алиса. – Я стала… уродищем? Зеленым и лысым?

– Нет, – процедил Лео, косясь на нее. – Не стала. Ты теперь тоже девочка… то есть человек…

– Ну так и круто! Ура-а-а! – Алиса подпрыгнула, и ее локоны взметнулись, как пламя. – Вот мы и увидели друг друга настоящими! Познакомились, можно сказать… Да повернись же ты!

Она силой развернула к себе Лео. Тот не мог на нее смотреть – от этого ему казалось, что и сам он голый.

Стоп…

– Каким ты меня видишь? – глухо спросил он у Алисы.

– Как каким? Я же уже сказала: клевым… немножко лохматым…

– Я одет? Во что? – быстро поправился он.

– В джинсовый костюм. Тебе во как идет! А ты меня как видишь? Точно не зеленой?

– Нормально вижу…

– Ну не жлобись, скажи уже!

– Та-ак, – протянул Амбуаз. – Кажется, вы стали видеть друг друга иначе.

– От чего это зависит? – спросил Лео.

– От того, что ваше подсознание считает главным. Раньше его наполняли пещерные архетипы, а теперь оно, судя по всему, перестроилось на более человеческую волну… Давайте присядем на эти валуны и все обсудим. – Амбуаз показал на скамейки в стиле «железа много не бывает». – Итак, Лео, здесь никто не видит друг в друге ни бобров, ни осланов, ни даже заокеанских кондоров. Как думаешь почему?

– Ну… – Лео был в растерянности и остался стоять. – Вы намекаете, что все-таки правокачи… Которые отвергают Боброе Дело… Так они же как раз и призывают кондоров! Не-е-ет… не сходится. – Он криво улыбнулся.

– А может, они тоже лгут?

– Э-э-э… так не бывает. Или те лгут, или другие. Вы всё напутали!

Вдруг почудилось, что привычная насмешливость Амбуаза вот-вот перехлестнет через какой-то запретный край, через который нельзя, никак и ни за что нельзя, потому что там…

– Почему же? – говорил бородач. – Вот я, например, скажу: «Снег оранжевый», а мне кто-то возразит: «Неправда, снег фиолетовый». И мы оба соврем.

– Но… при чем тут? – пискнул Лео фальцетом. – Я не верю!

– Чему именно ты не веришь?