Читать книгу - "Загадки священного Грааля - Николай Павлович Дашкевич"

как неверен вывод Опперта, будто, по поверьям, «ношение кораллов доставляет счастье и здоровье». Кораллу приписывалось не общее такое влияние, а способность оказывать содействие лишь в некоторых частных случаях. Не должно забывать при этом, что сведенные нами поверья о коралле не встречаются все вместе у писателей, которые излагают то те, то другие из этих поверий. Коралл нисколько не выделялся в этом случае из ряда других камней, которые были наделены в лапидариях теми же или подобными свойствами. Указанные нами поверья соединены в одну картину впервые в знаменитой энциклопедии Винцения Бовезского. Можно было бы проследить, как постепенно слагались представления о коралле и на чем основывалась вера в его свойства, но мы не желаем удаляться в сторону от прямого пути нашего исследования. Нет сомнения, что по сумме благотворных свойств, как бы значительны они ни были, кораллу далеко до Грааля. Коралл является у писателей постоянно в качестве талисмана, и в этом отношении у него немало соперников. Для произведения кораллом того или другого благотворного действия в пользу какого-нибудь лица необходимо, чтобы он находился при этом лице. У одного писателя прямо говорится, что о чудесных свойствах коралла толкуют маги («magi affirment»). После этого невозможно отыскивать в лапидариях зерно так разросшейся впоследствии легенды о Граале.

Кроме поверий о благодетельных для человека качествах коралла, Опперт указывает и другие черты в сказаниях о коралле, сближающие, по его мнению, последний с Граалем.

«Как Грааль избирает в свои хранительницы только чистых девушек (sic), так и коралловый камень полезен только хорошим женщинам». Опперт выдвигает два обстоятельства, которыми коралл приводится будто бы в связь с христианством. По одному поверью, он страшен демонам потому, что ветви его часто распростираются крестообразно. Он был удерживаем в качестве поясняющего примера грешного человечества и был рассматриваем как символ Крови Христовой.

Девица обращается к королю Артуру с просьбой отпустить с ней рыцаря Ланселота. Миниатюра из средневековой рукописи романа «Ивейн» К. де Труа

Что касается уподобления грешника кораллу, то оно относилось к «doctrina moralis» и вообще не вошло в состав народного верования. Это одно из тех многочисленных нравственно-поучительных уподоблений, которые были в ходу у богословов до последнего времени[126]. То же можно сказать и о рассматривании коралла как символа Крови Христовой. Вот подлинные слова приводимой Оппертом выдержки: «…сила кораллов как дома, так и за его пределами защищает от бурь и молний, предотвращает кровотечение и защищает от демонических фантазмов. Коралл в память о Крови Христовой и его учении способен помогать разуму человеческому противостоять бурям порока и молниям вечного проклятия, а также… служить лекарством». Из этих слов можно видеть, какого рода было уподобление коралла Крови Христовой (говорилось только, что коралл может напоминать ее) и на чем оно основалось (оно шло в параллель с представлением о вышеприведенных чисто физических свойствах коралла). О чудесном происхождении коралла, от крови ли, или каким-нибудь иным способом, xpuстианские писатели не сообщают ничего; мы не нашли также положительного и распространенного верования о каком-нибудь отношении коралла к Крови Христовой. Это весьма важно. Уподобление же коралла крови вообще могло явиться благодаря внешнему виду коралла (это можно усмотреть во многих памятниках), без реминисценций язычества, в котором также сложилась легенда о коралле на основании вида последнего. Заметим еще, что и кроваво-красный агат напоминал некоторым смерть Иисуса.

Опперт обращает далее внимание на то, что Граалю приписывалось укрепление сердца, откуда выводили и его наименование (coralere) в смысле питателя сердца; потому-то Вольфрам мог назвать Грааль раздавателем пищи храмовникам, так как он питает души. Опять довольно смелый вывод: кораллу приписывали чисто физическое воздействие на сердце, как у арабов последнее и теперь еще усвояется рубину. Другие из свойств, которыми наделяли коралл приведенные у Опперта поверья, даются арабами и теперь различным камням; без сомнения, так было и встарь, и тогда те же свойства или подобные тем, которые считались принадлежностью коралла, приписывались и другим камням, и мы не видим, почему при создании грандиозной легенды о Граале должны были остановиться именно на коралле.

Опперт готов предположить, что вместо известных слов «Lapsit exillis» у Вольфрама могло быть «Lapis corallis». Мы заметим на это, что подобное чтение слишком удаляется от рукописей, в которых, как варианты к exillis, встречаются erillis, exilis, exillix, exilix[127], да и невозможно потому еще, что коралл является у Вольфрама в ряду множества драгоценных камней, украшавших ложе Анфортаса.

Таковы черты, сближающие, по мнению Опперта, Грааль с кораллом. После разбора положений Опперта оказывается, что у коралла и Грааля немного общего, да и это общее не вполне совпадает[128], и нельзя сказать вместе с Оппертом, что «самые выдающиеся свойства Грааля приписываются и кораллу».

Опперт думает, что с отождествлением Грааля с кораллом могут быть объяснены некоторые подробности Вольфрамова сказания о Граале. Немецкий поэт говорит, что при посредстве Грааля сжигается феникс. Опперт полагает, что в этом случае можно разуметь коралл потому, что о фениксе говорили, что он сожигается в Гелиополисе в гнезде из благоуханных трав, коралл же считался в Средние века травой, запах которой не неприятен и которая растет в Красном море. «Естественная особенность кораллов, – говорит Опперт далее, – и местоположение Гелиополиса увеличили еще вероятность того, что саги о Граале развились из повествований о коралле». Но Опперт не доказал существования поверья о сгорании феникса именно в коралле. Упоминания об очень рано вошедшем в христианскую письменность фениксе встречаются нередко в средневековых памятниках. Сожжение его при помощи Грааля, может быть, должно объяснять тем, что о камне, который был подставлен под Грааль, передавалось то же, что об агате. Можно объяснять это и иначе. Уже в латинской поэме «de Phoenice» труп испускавшего дух феникса, раскаляясь собственной теплотой, воспламенялся с помощью эфирного света. У Кретьена же де Труа читаем, что, когда вошла с Граалем «une damoistóle»

Atout le graal qu’ele tint, Une si grans clartés i vint Que si pierdirent les candoiles Lor clarté, com font les estoiles Quant li solaus liève ou la lune.