Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Атомные бомбы не убедили военных руководителей в том, что оборона Японских островов стала невозможной. Стремление к миру достигло своего кульминационного пункта на императорском совещании, которое продолжалось с вечера 9 августа до утра 10 августа и происходило в специфической обстановке, создавшейся в результате атомных бомбежек и объявления войны Россией».

Цуёши Хасегава в классическом исследовании истории капитуляции Японии, вышедшем в Гарвардском университете, также утверждает, что не атомные бомбардировки, а именно нападение СССР явилось решающей причиной, заставившей японскую верхушку сдаться.

Применение бомбы имело для Соединенных Штатов и циничное прикладное значение: Япония стала полигоном, на котором опробовалось реальное применение ядерного оружия для уничтожения людей. «Можно утверждать, что в августе 1945 года Хиросима и Нагасаки стали экспериментальными городами, независимо от намерений тех, кто сбросил бомбы, – подчеркивает американский историк Сьюзан Линди. – Они стали тестовыми площадками и испытательными полигонами. Их уничтожение можно было задокументировать, изучить, оценить количественно и экстраполировать на другие условия».

У применении ядерной бомбы был еще один существенный политический аспект: рейтинг Трумэна внутри страны. По опросам, уничтожение Хиросимы и Нагасаки поддержали 75 % американцев, уверенных, что Япония заслужила такую судьбу, а сами бомбардировки приближали окончание войны и избавляли США от дополнительных жертв. И многие соглашались со словами ведущего журналиста Уолтера Липпмана: «То, чем Рим являлся для Древнего мира, то, чем Великобритания была для Нового времени, Америка станет для мира завтрашнего».

Полковника Тиббетса, сбросившего бомбу на Хиросиму, президент подбодрит:

– Никогда не испытывайте чувства вины. Это мое решение. Вы солдат, и у Вас не было выбора.

Ядерное оружие давало США бесспорный сверхдержавный статус. И Белый дом форсировал создание все новых бомб. Генерал Гровс рапортовал Маршаллу: «Следующая бомба будет готова к доставке к цели в любой подходящий по погодным условиям день после 17 или 18 августа». Еще три будут созданы в сентябре и еще три – в октябре. Маршалл, однако, решил выждать. Трумэн согласился, изменив ранее принятое решение сбрасывать атомные бомбы на Японию по мере того, как они будут производиться.

Эйнштейн выступит с публичным осуждением ядерной бомбардировки в 1946 году. Он уверял, что будь Рузвельт жив, он бы ее запретил. Позднее он напишет: «Я всегда осуждал использование атомных бомб против Японии». Среди тех, кто не видел необходимости в применении бомб и чувствовал за это свою моральную вину, оказался и Оппенгеймер.

Многие оправдывали и продолжают оправдывать Трумэна. Например, авторы его биографии в серии «Жизнь замечательных людей» Георгий Чернявский и Лариса Дубова, которые уверены, что «решение президента об атомных бомбардировках было оправданным и с чисто военной, и с морально-психологической точек зрения». Такой вот «замечательный человек».

Но вернемся в резиденцию японского премьера Судзуки, где члены Высшего совета узнали о трагедии Нагасаки.

Судзуки, потрясенный очередным катастрофическим ударом, отложил сигару и произнес:

– Это, вдобавок к предыдущей варварской атаке на Хиросиму, усугубляет последствия нападения русских на Японию. Я предлагаю министру иностранных дел начать дискуссию об условиях Потсдамского заявления.

Того принялся убеждать:

– Война с каждым днем становится все безнадежней. Если сложившееся положение настолько критично, что исключает любую надежду на победу, мы должны немедленно принять условия Потсдама. Условия должны быть ограничены теми, которые жизненно важны для Японии.

Здесь Судзуки резко предложил принять потсдамский ультиматум и тем самым покончить с войной. В комнате воцарилось молчание, которое прервал министр флота Ëнаи:

– Молчание ни к чему нас не приведет. Почему бы нам не обсудить следующие вопросы. Если мы примем Потсдамскую декларацию, должны мы будем признать ее безусловно, или нам следует предложить некоторые условия для ее принятия? Если мы выдвинем условия, то какими они должны быть? Вот несколько предварительных предложений, которые можно было бы обговорить. Первое – вопрос о сохранении императорской системы. Второе – разоружение. Третье – вопрос о военных преступниках. И четвертое – оккупация Японии. Должны ли мы выдвинуть условия, касающиеся этих тем, или нет?

Того отреагировал раздраженно:

– Поскольку благополучие императорской семьи должно быть гарантировано во что бы то ни стало, мы должны принять обязательства по этому вопросу. Но отношение союзников указывает на то, что они могут не принять наши предложения сразу же и откажутся от дальнейших переговоров. Если мы хотим добиться больше уступок, мы должны предложить минимальное количество условий.

Слово взял военный министр Анами:

– Мы не можем принять условия, которые, так или иначе, бросают тень на наше государственное устройство. Это не подлежит обсуждению. Пункт 7 Потсдамской декларации неприемлем. Он гласит, что «пункты на японской территории, которые будут указаны союзниками, будут оккупированы для того, чтобы обеспечить осуществление основных целей, которые мы здесь излагаем». Это же касается и пункта 12 – «оккупационные войска союзников будут отведены из Японии, как только будут достигнуты эти цели». Мы не должны отказываться от нашего суверенитета в подобной форме.

И глядя прямо в глаза Того, Анами добавил:

– Постарайтесь предотвратить оккупацию войсками союзников.

Начальник Генштаба Умэдзу поддержал Анами, оговорив, правда, что если оккупация неизбежна, то Токио должен находиться вне ее зоны. И возразил против 10 пункта, где говорилось о суде над военными преступниками:

– Мы должны договориться о том, чтобы Япония сама решила эту проблему. В конце концов, это несправедливо, если тебя судит враг.

Анами резко заметил:

– Я накажу людей, ответственных за развязывание войны. Это сугубо внутренняя проблема, нет необходимости, чтобы ее решали иностранцы.

Начштаба флота Тоёда просто солидаризировался с Умэдзу. Трое военных встали стеной. Того в ответ холодно заметил:

– Предприму все усилия, когда представится возможность, чтобы заставить противников понять проблемы, относящиеся к оккупации, разоружению и военным преступникам. Но отказываюсь считать это непременным условием принятия Потсдамской декларации.

Тоёда энергично возразил ему:

– Шанс гарантировать выполнение наших условий будет упущен, если мы станем ждать. Как только мы сообщим о своей готовности принять потсдамские условия, враги могут направить десантные части для оккупации нашей страны. Я со своей стороны не могу гарантировать, что смогу предотвратить нежелательные инциденты.

– Единственное условие, на котором мы должны настаивать, это неприкосновенность императорского дома, – настаивал Того. – Могут ли военные дать хоть какую-то надежду на победу, в случае если переговоры по другим условиям потерпят провал?

Анами жестко ответил:

– Еще слишком рано утверждать, что война проиграна. То, что мы нанесем врагу серьезный урон, когда он вторгнется в Японию, несомненно. Более того, наша армия не подчинится демобилизации. А поскольку они знают, что им не позволено сдаваться, поскольку им известно, что