Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

“Помните Хиросиму и Нагасаки” призывали граждан к “борьбе с ядерной смертью” в конце 1950-х годов. Хиросима была включена в память о местных бомбардировках с воздуха. В Дармштадте в 1958 году речи в годовщину бомбардировки гессенского города в сентябре 1944 года закончились предупреждением о судьбе японского города, а в Гамбурге транспаранты на массовой демонстрации напоминали об огненной буре 1943 года и предостерегали от “второй Хиросимы Гамбурга”.

Хиросиму признали чем-то большим, чем просто товарищем по несчастью, еще одной жертвой недавней войны. Это было человеческое лицо ядерной смерти, возможной в ближайшем будущем. Решающую роль в кампании сыграли фотографии и свидетельства очевидцев. В 1955 году на кинофестивале Берлинале был показан документальный фильм “Хиросима”. Несколько лет спустя в кинотеатрах прошел фильм “Schlüssel zur Hölle” (“Ключ от ада”). На художественной выставке были показаны фотографии жертв. Во время лекционного тура по Западной Германии профессор Ясуси Нишиваки из Осаки рассказал аудитории, как радиация от испытаний водородных бомб в Тихом океане нанесла ущерб здоровью и репродуктивным органам рыбаков. Немецкое отделение Международного женского союза за мир и свободу опубликовало воспоминания детей, бывших свидетелями взрыва атомной бомбы, а женские кружки читали аудитории лекции о врожденных дефектах детей, родившихся девять лет спустя. Популярный футуролог Роберт Юнгк, проведший несколько недель в Хиросиме, рассказал, что он видел, как люди, которые сегодня выглядели здоровыми, назавтра плевались кровью. В 1960 году, в годовщину бомбардировки – 6 августа, протестующие в Мангейме воздвигли пятиметровую башню, покрытую с каждой стороны фотографиями и статьями о Хиросиме109.

Ненасилие стало вторым международным источником вдохновения. В Гамбурге пацифисты в течение четырнадцати дней и ночей проводили бдения на городской площади, где к ним присоединились швея Ёсико Мурато и Хаяо Симидзу, лидер студенческого союза, у которого были шрамы от взрыва. Организатором бдений был Конрад Темпель, молодой квакер и учитель начальной школы. Двумя годами ранее он переписывался с Джином Шарпом, последователем Ганди и американским пацифистом, который протестовал против призыва на военную службу во время Корейской войны и издавал в Лондоне журнал Peace News. Вместе со своей будущей женой Хельгой Темпель выпустил немецкие издания классических текстов о ненасилии Шарпа, Генри Дэвида Торо и других. На пикете к Темпелю присоединились Байард Растин, соратник Мартина Лютера Кинга, и Эйприл Картер из британской группы, организовавшей в том году первый Пасхальный марш против атомного оружия. Два года спустя за Темпелем на собственный Пасхальный марш последовала тысяча немцев – Фасия Янсен, наполовину либерийка, наполовину немка и имевшая опыт борьбы с расовой дискриминацией, спела “We Shall Overcome”, американский гимн движения за гражданские права. На второй марш собралось 9 тысяч человек. К Пасхе 1964 года их было уже около 100 тысяч.

Общей точкой отсчета были годы нацизма. Не так давно, как напомнил участникам марша университетский пастор, государство превратилось в “массового убийцу”. Отец Ганса и Софи Шолль, студентов из группы Сопротивления “Белая роза”, казненных нацистами, взывал к их памяти ради борьбы с ядерным оружием. Участники кампании в Гамбурге выразились просто: “Кто ничего не говорит, тот становится соучастником”110. Пунктом назначения первого Пасхального марша в 1960 году был Берген-Хоне, где НАТО недавно разместило ракеты “Честный Джон” (ракеты “земля – земля”, способные нести ядерный заряд), неподалеку от концлагеря Берген-Бельзен.

Проверка совести

На самом деле лишь немногие участники кампании были такими строгими пацифистами, как Конрад Темпель, и большинство поддерживало использование ядерной энергии в мирных целях. Шире была распространена вера в то, что в ядерный век выживание является обязанностью всех и каждого. “Кто примет атомную бомбу, тот погибнет от атомной бомбы”, – было написано на плакате бдения. В условиях демократии, по словам Темпеля, “высшей властью является совесть, а не парламентское большинство”111. Студенты университетов пришли к аналогичному выводу. По словам студентов Гейдельберга, когда государство включало массовое уничтожение в свою политическую концепцию, оно ставило под угрозу свободу совести своих граждан и расшатывало “этические основы общества”. Протестующие любили цитировать фразу драматурга Герхарта Гауптмана: “Единственный человек – это этический человек”.

Свобода совести была одним из основных законов Конституции, но в отличие от других свобод было неясно, что именно так важно защищать. Как отметил в 1965 году Никлас Луман, юрист, ставший социологом, к совести относились как к чему-то “внутреннему”, очень личному и даже тайному, выражавшему себя только в действии. Поскольку она больше не ограничивалась религиозным сознанием – как это было еще в веймарские годы, – ее сущность была настолько субъективной, что ее оказалось трудно определить. Если принципом было “каждому – своя совесть”, то почему бы просто не предоставить совесть самой себе? Решение Лумана заключалось в том, чтобы вывернуть проблему наизнанку. Совесть, утверждал он, “это не голос, а функция”. Она работала как амортизатор, позволяющий человеку преодолевать все сложности современного общества и при этом сохранять свою индивидуальность во времени. Таким образом, общество могло функционировать гладко, даже несмотря на то, что оно принуждало людей к различным социальным ролям. Совесть была психологическим поиском “формулы жизни”, которая связывала прошлое, настоящее и будущее. Однако, согласно Луману, ее роль неуклонно сокращалась, во-первых, потому что истина была разделена между законом, наукой и религией, а во-вторых, потому что все больше и больше забот делегировалось другим правилам и институтам. Продавец не чувствовал личной ответственности за продажу другому вещи, которую тот не мог себе позволить. Вместе с делегированием приходило и оправдание. Именно поэтому нацисты смогли убить так много людей, отмечал Луман. За исключением нескольких физиков-ядерщиков, писал он, большинство людей смогли устроиться так, чтобы не беспокоить свою совесть. Жизнь превратилась бы в хаос, если бы люди начали перекладывать последствия своих действий на свою совесть112.

Однако именно так и поступало все большее число немцев. Они пришли к выводу, что мир и выживание человечества зависят лично от них. Частное сознание расширилось и взяло на себя ответственность за глобальные последствия. Что стояло за этой замечательной сменой ролей? Одна из причин заключалась в том, что религия и наука пережили свой кризис морального авторитета. Вместо того, чтобы давать нравственное руководство беспокойным душам, епископы, как и ученые, высказывали собственные сомнения по поводу ядерного оружия. Делегирование застопорилось и пошло вспять.

Карл Фридрих фон Вайцзеккер работал над военным потенциалом деления атомного ядра в нацистской Германии. Он стал одним из выдающихся физиков, возглавивших борьбу против ядерного вооружения. Он не возражал против обычного оружия, но атомное оружие было для него не его продолжением (как для Аденауэра), а принципиально иной вещью. Он предупреждал, что человек рискует