Читать книгу - "Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини"

Затем он поднял ее на смех:

— Типично женский способ проверить подозрение. Но не слишком ли оно несообразное для такой умной женщины, как вы? Мистер Мелвилл мой хороший знакомый, вот и все. Выбросьте ваши подозрения из головы.

— Вы хотите, чтобы я поверила, что в такое время, как сейчас, французский посланник в Венеции водит дружбу с англичанином? И он настолько близкий друг, что ему выдают политические секреты?

Лаллеман не на шутку рассердился:

— Какие политические секреты? — Вопрос виконтессы его встревожил. Он был осторожным человеком и старался, чтобы тайные агенты не были знакомы друг с другом, если в этом не было необходимости. А уж раскрыть Лебеля нельзя было ни в коем случае.

Ее откровенный рассказ о том, что поведал ей накануне вечером Вендрамин, несколько успокоил его. Он всячески постарался убедить ее, что подозревать Мелвилла нет оснований.

— Ах, это! Но в этом нет никакого политического секрета. То, что я сообщил Мелвиллу, никак не выдавало наших планов относительно лидера барнаботто. Мелвилл рассказал мне о покушении, организованном этим паршивцем, и о том, что он опасается за свою жизнь.

— Что-что?! — В ее голосе звенело возмущение, хорошенькое личико вдруг перекосилось в злобной гримасе. — Вендрамин не говорил мне об этом. Он сказал только, что Мелвилл действует на основе подозрений. А все, рассказанное Мелвиллом, — правда?

— Да. Несколько дней назад он подослал к Мелвиллу двух наемных убийц. Мелвилл с ними справился. Но подозревал, что это повторится, и сообщил мне об этом. Я смог предоставить ему очень эффективное средство защиты. Вот и все. Но почему это так вас волнует, дорогая?

— С какой стати вы решили защищать англичанина, никак не связанного с вами?

— Уф! Вы так настойчиво меня атакуете, что остается только сдаться. Поделюсь с вами секретом. Хотя пока что Мелвилл официально со мной не связан, я поддерживаю наше знакомство, так как думаю, что в скором времени он может мне понадобиться. Существует много способов использовать человека, не делая его своим сотрудником.

Объяснение было правдоподобным и вполне соответствовало методам Лаллемана, которые она хорошо изучила. Но оно почему-то возмутило ее.

— Знаете, Лаллеман, мне иногда становится тошно от вас и от ваших отвратительных интриг. Сидите тут в своем кабинете и плетете сети, как какой-нибудь жирный паук. Зачем затягивать в это болото такого достойного человека, как Мелвилл?

Лаллеман, нисколько не обиженный, рассмеялся:

— Вы просто увлечены этим Мелвиллом, моя дорогая! Минуту назад вы, казалось, были готовы убить Вендрамина. А теперь, похоже, хотите убить меня. И все эти страсти всколыхнул какой-то англичанин. Ведите себя осторожнее, Анна! Не давайте воли своему пылкому темпераменту!

— Не будьте скотиной, Лаллеман.

Но он, продолжая смеяться, отправился на свое место за столом. Его смех задел ее.

— Да, не будьте скотиной и не делайте гадких скороспелых выводов вроде того, что Мелвилл мой любовник. Вы ведь на это намекали, как я понимаю?

— Но почему же «гадких»? Мелвиллу можно только позавидовать. Если бы я был лет на десять моложе…

— Даже если бы вы были лет на двадцать моложе, это вам не помогло бы, так что не сокрушайтесь о своем возрасте. Вы слизняк, Лаллеман, слизняк с грязными мыслями. И вы только потеряете время, пытаясь привлечь Мелвилла к вашим играм. Вы его не знаете.

— Ну, вам, безусловно, лучше знать, у вас все преимущества. А я всего лишь паук и слизняк.

Его насмешливый тон привел ее в такую ярость, что она вскочила на ноги:

— Да, я знаю его. Я знаю его как честного человека, доброго, обходительного, внимательного и храброго. Я горжусь тем, что он один из моих друзей. А у меня их не так уж много. Он не такой, как другие, которые волочатся за мной, потому что я женщина, и от чьих галантных и льстивых ухаживаний меня воротит. Поскольку я якобы беззащитная вдова, они рассматривают меня как добычу и стараются заманить в силки своими тошнотворными потугами… Мистер Мелвилл единственный мужчина в Венеции, который искал моего общества и в то же время заслужил мое уважение, потому что не пытался затащить меня в постель.

— И этим тонким ходом сумел вас покорить.

Она посмотрела на него с жалостью:

— У вас не ум, а клоака, Лаллеман. Зачем я изливаю тут перед вами душу? Вам этого не понять.

— Будьте, по крайней мере, благодарны мне за то, что я оказал услугу вашему Галахаду.

— Я буду благодарна, когда вы избавите меня от этой свиньи Вендрамина.

Он ответил ей уже без грубоватых насмешек:

— Это будет скоро, дитя мое. Чуточку терпения. Оно будет вознаграждено. Вы знаете, что мы никогда не скупились.

Но она все же удалилась разгневанной.

Глава 22

АРКОЛЕ И РИВОЛИ

Марк-Антуан предупредил графа Пиццамано, что французы рассматривают теперь вооруженный нейтралитет как возможный предлог для объявления войны. Граф в тревоге развил бурную деятельность, и в результате спустя неделю в кабинете дожа в Ка’ Пезаро состоялось совещание. Семь встревоженных господ собрались, чтобы обсудить положение, в котором оказалась Светлейшая республика, и меры, которые следовало принять. Кроме графа Пиццамано, присутствовали главный радетель активных действий Франческо Пезаро, члены Совета десяти Джованни Бальбо и Марко Барбаро, государственный инквизитор Катарин Корнер, а также проведитор лагун Джакомо Нани. Граф взял с собой для поддержки и Леонардо Вендрамина как лидера барнаботто.

Для Вендрамина наступили нелегкие времена. Существование его стало ненадежным, над ним нависла угроза не только утратить Изотту и вместе с ней перспективу обеспеченной жизни, но и потерять саму жизнь в застенках инквизиции.

Негодяй Мелвилл повесил над ним дамоклов меч, от которого Вендрамин никак не мог защититься. Кипевшую в нем ярость по поводу этой несправедливости сдерживал лишь страх.

Единственное, чем он мог себе помочь, — еще усерднее демонстрировать графу Пиццамано свой патриотизм и, в частности, оказать поддержку предложению, которое собирался выдвинуть граф. С этими намерениями Вендрамин и отправился во дворец Манина.

Предложение графа заключалось в участии в наступательных и оборонительных действиях в союзе с Австрией.

Дож, конечно, предвидел, что ему придется выслушать много неприятного, но этого он не ожидал. Он побледнел и возмущенно заявил, что это чистое безумие.

Однако Франческо Пезаро, который в дни кризиса стал, пожалуй, самой влиятельной фигурой в Венеции, с угрюмой любезностью призвал дожа ознакомиться с фактами.

В Тироле и на берегу Пьяве скапливались австрийские войска. Скоро Альвинци сможет противопоставить армию в сорок тысяч человек такому же по численности войску французов. Хотя Бонапарта сдерживала стойко сопротивлявшаяся Мантуя, в целом