Читать книгу - "Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн"

растущей конфронтации с нацистским прошлым, которая сформировала восприятие бегства и изгнания как следствия немецкой агрессивной войны. “Бумеранг”, который давно заметили в ГДР, наконец-то поразил и западногерманские умы. Для многих изгнанников это было потрясением моральных основ их собственной биографии: вместо того чтобы указывать на вину других, их жертвенность теперь указывала на вину немцев. Личная невиновность была переплетена с историческим соучастием. Именно эта переориентация разорвала порочный круг ресентимента, о котором предупреждал Ницше.

Часто именно дети помогали увидеть прошлое в новом свете; вся индустрия наследия гарантировала, что старый Heimat редко станет запретной темой в семьях. Улла Даммерт родилась в Бреслау (Вроцлав, Польша) в 1921 году. Своей квартирой в Западной Германии она была обязана вмешательству Силезского клуба (Schlesierverein). Через пятьдесят лет после войны женщина все еще печалилась о потере малой родины и воспользовалась первой представившейся возможностью, чтобы вернуться туда с визитом в 1989 году. Однако к тому времени она уже не чувствовала, что ее Heimat отнят у нее несправедливо. Женщина ругалась на эту тему, пока ее дочь не сказала ей: “Mutti, ради всего святого, прекрати это – грустно, что ты потеряла свой Heimat… но ты не можешь винить в этом других и говорить, что им здесь не место”. Именно дочь, говорила женщина интервьюеру в 1997 году, “разъяснила мне ситуацию”. Ее дочь была права, когда сказала: “Это цена, которую тебе пришлось заплатить за все зло, что совершила Германия”122.

Госпожа Даммерт была не одинока в своем открытии. В 1990 году, в год объединения Германии, когда ГДР присоединилась к Федеративной Республике, Bund der Vertriebenen распространил петицию о проведении плебисцита, чтобы выяснить, не следует ли Силезии также воссоединиться с Германией. Петиция собрала всего 200 тысяч подписей и была вежливо проигнорирована канцлером Гельмутом Колем123. Слепой юноша оказался лжепророком.

21. Канцлер Вилли Брандт опускается на колени у памятника героям восстания в Варшавском гетто, 7 декабря 1970 г.

22. Добровольцы приносят присягу в новой армии ФРГ, 1955 г. Создание бундесвера сопровождалось массовыми протестами, и подобные церемонии не проводились публично.

Глава 8. Война и мир. Дилемма оружия

Вторая мировая война закончилась в Европе 8 мая 1945 года, но война продолжала определять жизнь немцев в течение следующих десятилетий. Они были окружены наследием физического и психологического разрушения: от руин и солдат-инвалидов до многих миллионов погибших и бремени собственных преступлений. Даже когда пыль их поражения начала оседать, грибовидные облака от атомных бомб, сброшенных в начале августа 1945 года на Хиросиму и Нагасаки, еще держались в воздухе.

Западную Германию помнят как историю успеха, экономического чуда и стабильной парламентской демократии. Однако, по словам историка Франка Бисса, это также была “республика страха”1. С момента рождения в 1949 году до воссоединения в 1990 году страну преследовал призрак войны, хотя за это время ни один немецкий солдат ни разу не выстрелил в ходе боя. (Ситуация изменилась в 1993 году, когда два эсминца были отправлены в Адриатику под командованием НАТО, и серьезно изменилась в 1999-м, когда немецкие ВВС и сухопутные войска приняли участие в войне в Косово.) Формирование Аденауэром новой армии (Bundeswehr) в 1955 году, призыв на военную службу в 1956-м и желание иметь ядерное оружие в 1958-м спровоцировали забастовки и массовые протесты. За ними последовали Пасхальные марши за разоружение в 1960-е и беспрецедентные демонстрации после решения НАТО о размещении крылатых ракет в 1979 году. Если движение за мир в те годы было транснациональным, то гонка вооружений имела особое значение в стране, которая развязала последнюю мировую войну и оказалась в потенциальном эпицентре следующей.

Восточная Германия тоже перевооружалась, но с гораздо меньшими сомнениями. (Даже военная форма ГДР напоминала обмундирование вермахта.) Социализм располагал собственной теорией “справедливой войны” против классового империалистического врага. С этой точки зрения мир требовал жестокой борьбы, и режим успешно ремилитаризовал общество в Восточной Германии, не встречая особого сопротивления вплоть до конца 1970-х годов. Западная Германия также не пошла по прямому пути демилитаризации. Дети в Мюнхене и Кёльне не учились бросать ручные гранаты, как в Лейпциге и Дрездене, но, помимо миллионов регулярных новобранцев, среди молодых западных немцев было больше тех, кто добровольно пошел на курсы офицерской подготовки, чем тех, кто стал отказником по соображениям совести. Западная Германия была разделена не только между сторонниками и критиками армии. Внутри каждого лагеря также были разногласия по поводу истинного духа армии и природы мира.

Честь и совесть были главным полем битвы в этой борьбе. Если у человека был долг, то перед кем именно: перед товарищами, семьей и народом или перед самим собой, перед слабыми, перед всем человечеством и, может быть, перед Богом? За семь лет до того, как военная служба стала обязательной, Федеративная Республика зафиксировала в своей конституции, что никто не может быть принужден против своей совести взять в руки оружие (1949 год, статья 4, параграф 3). В прошлом именно церкви предлагали нравственное обоснование идеей “справедливой войны”: фраза “Gott mit uns” (“С нами Бог”), боевой клич прусских солдат, сражавшихся с Наполеоном, была выгравирована на пряжках вермахта времен Второй мировой войны. В 1958 году протестантская церковь, пытаясь избежать раскола, отступила на позицию нейтралитета: она постановила, что миру можно служить с оружием или без него. Человек должен был сам решить, что правильно, а что нет. Вскоре после этого католическая церковь добавила свои сомнения, возможна ли “справедливая война” в то время, когда ядерное оружие способно уничтожить как друзей, так и врагов. Как никогда раньше, моральные рассуждения и действия были оставлены на усмотрение отдельных граждан и социальных групп. Частная этика убеждений начала вторгаться в публичную этику ответственности, к тревоге политиков, которые считали себя хранителями последней. Таким образом, тема войны и мира – больше, чем какая-либо другая тема, – позволяет видеть, как меняется сознание немцев.

Долг до самой смерти

Современная Германия стала известна как “нация в казармах”2. Со времен Фридриха Великого военная жизнь занимала центральное место в культуре и обществе: офицеры имели высокий статус, а солдаты гордились тем, что служба отечеству ставит их выше обычных гражданских лиц. Честь, мужество, дух товарищества и самоотверженная жертвенность были благородными добродетелями.

1945 год стал для этой военной культуры ударом в самое сердце. На этот раз поражение было слишком всеобъемлющим, чтобы опять, как после 1918-го, допускать миф о том, что доблестной армии вонзили нож в