Читать книгу - "Крепостное право - Мария Баганова"

образом, чтоб она ниоткуда в ней свету не имела. Пищу ей обыкновенную старческую подавать туда со свечею, которую опять у ней гасить, как скоро она наестся. А из того заключения выводить ее во время каждого церковного служения в такое место, откуда бы она могла оное слышать, не входя в церковь. Что с нею Дарьею и исполнено, и по учинении объявленной экзекуции в железы заключена, и посажена в сделанную в Ивановском девичьем монастыре подземельную тюрьму. А чтоб о всем вышеописанном всяк был известен, и во всяких судебных местах, и по касающимся с нею делам родами отца и мужа ее не писать и не называть, а именовать: Дарья Николаева дочь. Сообщники же ее, дворовые люди, которые в смертных убийствах с нею участие имели, и поп, который оные тела заведомо погребал, по снятии с него священнического сана, наказаны кнутом с вырезанием ноздрей и постановлением знаков сосланы в Нерчинск в вечную работу. И о том во исполнение предписанного ее императорского величества высочайшего указа Правительствующий Сенат приказали: во всем государстве публиковать печатными указами, что чрез сие и публикуется».

Салтычиху лишили дворянства и на долгих 11 лет заперли в подвальной камере Ивановского монастыря, запретив какое бы то ни было общение с людьми и даже свет. Только на время приема пищи ей выдавали крохотный огарок. После наказание было смягчено, и еще 22 года Салтычиха провела в камере с окном. Покаяться она отказалась.

Дело Салтычихи разбудило Россию, крестьяне других зверей-помещиков тоже принялись жаловаться в надежде, что и на их мучителей найдут управу. Но Екатерина не могла пойти против дворян: она прекрасно понимала, что именно дворянство – опора ее царствованию. И тогда она приняла указ в 1765 году, по которому крепостным крестьянам запрещалось жаловаться на владельца.

Екатерина прекрасно видела и понимала страдания народа, но также понимала она и то, что не в силах исправить положение: ее вельможи, ее приближенные этого не поймут. Запретив крепостным жаловаться на своих помещиков, она продолжила взывать к милосердию помещиков.

Именно императрица стала первой, кто в периодической печати коснулся темы жестокого обращения с крепостными. В 1769-м году, в апреле, в 13-м листе журнала «Всякая всячина» вышла небольшая статья без названия. Обычно ее именуют по первой строчке: «Мне скучилося жить в наемных домах». То есть наскучило, надоело. Именно поэтому герой статьи купил свой дом. И тут же столкнулся с неприятностями: с одной стороны сосед рыл колодец слишком близко к стене дома, рискуя ее обрушить. А с другой стороны другой сосед порол своих крепостных. «Превеликий крик» несчастных тревожил автора статьи. Он спросил: как часто происходит наказание? И получил ответ: каждый день, кроме воскресений и господских праздников.

На того соседа, что грозил обрушить стену, можно было найти управу через суд. А вот на злого помещика управы не было. Автору оставалось только взывать к христианскому милосердию.

Надо признать, что усилия императрицы всё же некоторые, хотя и скудные плоды дали. Просвещенные дворяне осознали, что садистское истязание крепостных достойно осуждения.

Баснописец конца XVIII века Александр Ефимович Измайлов, изображая дурного злого помещика, дал ему говорящую фамилию Негодяев и вложил в его уста такое напутствие молодому помещику: «…передери их всех хорошенько… спусти им со спины до пят кожу; лучше будут служить своему барину и беречь его здоровье. Если же ты высек их уже прежде, так нет нужды – высеки их в другой раз, то за себя, а то за меня».

Надо сказать, что в царствование Екатерины некоторые слишком уж жестокие помещики могли понести наказание за свои зверства. Конечно, наказания эти были по большей части смехотворны. Дворянку Морину, убившую свою крепостную, Екатерина присудила: «Посадить на 6 недель на хлеб и на воду и сослать в женский монастырь на год в работу». По решению Екатерины белозерские помещики Савины за убийство крестьянина посажены в тюрьму на полгода и потом преданы церковному покаянию. Капитанша вдова Кашинцева за прижитие с человеком своим младенца и несносное телесное наказание служанки, от которого та повесилась, приговорена была на шесть недель в монастырь на покаяние. Жена унтер-шахмейстера Гордеева была присуждена к содержанию месяц в тюрьме и церковному покаянию за истязание своей дворовой, от которого та скоро умерла. Сенат при этом приказал взять с нее подписку, чтоб она вперед от таких наказаний удержалась; но императрица переменила сенатское решение и написала: отдать ее мужу, с тем чтоб он ее впредь до такой суровости под своим ответом не допускал.

По известиям о дурном обращении со своими крепостными генерал-майорши Храповицкой Сенат получил именной указ определить опекуна, который бы, отобрав, от кого надлежит, о ее доходах сведение, принял дом ее в свое содержание и определил людям ее такое пропитание и одежду, которых бы без излишества довольно было, а остальное отдавать ей на содержание, и чтоб оные люди в случае их преступления наказанием зависели от него, сохраняя притом должное от них ей почтение и повиновение.

Из этой серии мягких наказаний выбивается дело отставного капитана Турбина, который был лишен дворянства, чинов, фамилии, выведен на эшафот, положен на плаху, заклеймен и сослан вечно в работу за убийство крепостной своей девушки. Очевидно, имело место зверское убийство с отягчающими обстоятельствами.

Ненаказанные помещики

Императрица Екатерина Великая доподлинно знала, сколь чудовищна бывает жестокость помещиков, граничащая с безумством. Она вспоминала указ Петра I от 1722 года[15], который постановил, чтобы «безумные и подданных своих мучащие были под смотрением опекунов» – то есть уравнял маниакальную жестокость помещиков и помрачение рассудка. «По первой статье сего указа чинится исполнение, а последняя для чего без действа осталась, не известно», – сетовала Екатерина.

Безумных помещиц, подобных Салтычихе, было немало. Чудовищной жестокостью «прославилась» княгиня Александра Козловская. О ней сведений меньше, потому что никакого следствия по делу о ее бесчинствах не было. Рассказал о ее гнусностях француз, долгое время живший в России, Шарль Франсуа Массон. Он пробыл в России примерно с 1789 года, когда начал службу у графа Салтыкова адъютантом, и до 1796 года, когда его выдворил в Курляндию Павел I; причем жена и дочка мемуариста остались в России.

По словам Массона, княгиня Александра Владимировна Козловская, дочь генерал-поручика князя Долгорукова, «олицетворяла в себе понятие о всевозможных неистовствах и гнусностях». «Это была женщина громадных размеров по росту и тучности, и похожа на одного из сфинксов, находимых… среди памятников Египта», – записал в своих воспоминаниях Массон.

Ее семейная жизнь не сложилась: выдали ее замуж без всякой любви за человека, который ей вовсе не нравился, – низкорослого и щуплого князя Якова Алексеевича Козловского. Так что вместе они смотрелись довольно комично. Да и характерами они друг другу не подходили: Александра Владимировна была женщиной грубой, властной и громкоголосой, а Яков Алексеевич, напротив, отличался тихим нравом, любил подолгу сидеть в домашней библиотеке или гулять по парку. Однако дети у них родились. Детям наняли гувернантку – миловидную, добрую француженку, которая покорила сердце князя. Князь поселил любовницу во флигеле, и она родила ему еще четверых детей. Александра Владимировна гневалась, устраивала супругу скандалы, и он предпочел съехать из фамильной усадьбы вместе с любовницей и незаконнорожденными детьми. Александра Козловская осталась в усадьбе одна. Свою злобу и досаду она вымещала на крепостных: наказания, которым княгиня подвергала своих слуг, носили характер извращенной жестокости. Она приказывала раздевать людей догола и натравливала на них собак. Массон писал о том, как она наказывала своих служанок: «Прежде всего, несчастные жертвы подвергались беспощадному сечению наголо; затем свирепая госпожа, для утоления своей лютости, заставляла класть трепещущие груди на холодную мраморную доску стола и собственноручно, со зверским наслаждением, секла эти нежные части тела. Я сам видел одну из подобных мучениц, которую она часто терзала таким образом и вдобавок еще изуродовала: вложив пальцы в рот, она разодрала ей губы до ушей…»

Жуткие легенды ходили о помещике Пензенской губернии Николае Еремеевиче Струйском, чья усадьба располагалась в селе Рузаевка. Богатый барский дом был возведен по чертежам самого Растрелли. Постройка потребовала больших затрат: за одно только железо для кровли Струйский отдал одному купцу свое подмосковное имение с 300 крепостными крестьянами. В верхнем этаже своего великолепного деревянного дома он устроил кабинет, названный им «Парнасом», в котором он писал свои стихотворения и в который, кроме дочери, никого не пускал, «дабы не метать бисера перед свиньями».

С одной стороны, Струйский был один из самых