Читать книгу - "Схватка за Амур - Станислав Федотов"

Полюбила ли она его? Наверное, да. По крайней мере, использовать его не пришлось, да и вообще ничего такого не потребовалось, поскольку все решилось само собой… Хотя, нет, неправильно, все-таки он сыграл свою изначальную роль, это потом уже пошло, как по накатанной дорожке. Она же тогда не знала, что Муравьевы столь радушны к приезжим иностранцам. Правда, не ко всем – англичан генерал на дух не переносит, даже не принял художника и путешественника Томаса Аткинсона с супругой Люси, посчитав их за тайных агентов. Что, в общем-то, похоже на правду. Как говорил милый юноша Миша Корсаков: «Чего это они полетели в Сибирь, как мухи на мед? Прежде никого не было, а тут подряд – и Хилл, и Остины, и Аткинсоны… Пока Сибирь спала – никого не интересовала, а начала просыпаться – они уже тут как тут!» Только что уж одну Англию подозревать – есть и другие заинтересованные государства…

И все-таки – как быть с любовью? А теперь вот еще и с ребенком? Не нужен был ей ребенок, ой как не нужен! Васьятка, Васья… Да-а, был не нужен, а стал самым дорогим. Это же надо – такое крохотное существо, только-только грудь бросил и начал ходить, а уже характер проявляет, что-то лопочет по-птичьи, да так требовательно! Она улыбнулась, представив озорные глазенки сына, хваткие пальчики, заливистый смех, бубенчиковый, как говорит горничная Лиза. Вот уж кто готов часами возиться с малышом, забыв свои дела. Даже няньку попросила не брать – мол, сама управлюсь. Ладно, Катрин на нее за это не сердится – для подруги на все готова, добрая душа. А сама никак не может забеременеть, бедняжка. Pauvret!

Месяц уже скрылся за краем оконной рамы, в спальне стало значительно темнее, но сон не приходил. Как ни странно, все ночи в отсутствие мужа спала, как убитая, а вот вернулся, и сон куда-то пропал. Поначалу-то понятно – он метался, стонал, вскрикивал, а сейчас первая тихая ночь – спи да спи, так вот нет же!..

Муж… Пожалуй, впервые она его так назвала. Мысленно. Узнал бы – запрыгал от радости. Теленок с профилем героя. Потому что никакой он не муж – collocataire[85]! И Васьятка – enfant naturel[86]. Конечно, если бы она захотела, они бы могли повенчаться, но – зачем? Все равно расстанутся. Миссия ее рано или поздно кончится, и она вернется во Францию. И будет давать концерты не ради заработка, а для собственного удовольствия. Как сейчас они дают с Катрин…

Мысли ее текли ручейком, то и дело расслаиваясь на отдельные струйки, а затем вновь сливаясь и закручиваясь вокруг снова и снова возникающих препятствий – любовь… муж… ребенок… миссия…

Но как же она расстанется с Васьяткой? Когда узнала, что забеременела, даже заплакала от злости и жалости к себе: вот уж не мечтала о такой радости. Думала сделать аборт, но не решилась: знала, как много женщин погибает от прерывания беременности. А потом разглядела бугорок внизу живота, почему-то с левой стороны, стала наблюдать за его ростом и как-то незаметно прониклась нежностью к крохотному человечку, растущему внутри, стала с ним разговаривать и с изумлением обнаружила, что в пять месяцев он начал откликаться. К тому времени у него уже было имя, пригодное и для мальчика, и для девочки – Васья. Как сказал отец: будет мальчик – Василий, а девочка – Василиса. Она согласилась на царственное имя[87]. И в пять месяцев говорила, поглаживая живот: Васья, покажи локоток, покажи пяточку, – и каждый раз восторгалась, видя, как на гладкой коже появляется острый холмик. В разных местах, смотря что запрашивалось. Это было столь необыкновенно, что вызывало слезы радостного умиления, и в такие минуты, и долго после них, она была благодарна «виновнику» этого чуда. А ночью отдавала ему свою благодарность нескончаемой чередою любовных ласк…

Но нередко ласки сменялись холодностью и отчуждением, приводившими его в смятение и ужас. Он винил себя в несуществующих проступках, вымаливал прощение, не понимая, что этим лишь углубляет возникшую трещину, что проблема не в нем, а в ней, в беспричинном непостоянстве впервые беременной женщины – и ему всего-то следует потерпеть и переждать. Но он любил ее и постоянно чувствовал себя виноватым…

Потом – роды, которые принимал Юлий Иванович Штубендорф. Un de mon Dieu![88]Чего только ей ни пришлось пережить! Начиная от мучительно-стыдливой необходимости обнажить самое сокровенное перед чужим мужчиной, с которым она чуть ли не ежедневно встречалась за обеденным столом, и кончая двенадцатью часами непрерывных родовых схваток, которые она вынесла-вытерпела с зажатой в зубах тряпичной скруткой. Облегчение приносила помощница доктора повитуха Аксинья, все двенадцать часов не отходившая от стола, на котором роженица лежала, прикрытая до пояса простыней, расставив, насколько было возможно, ноги, и как-то по-особому поглаживала ее живот. Васьятка долго собирался, ворочался, а потом – рраз! – и выскочил. И почти сразу заорал, заявляя о своем явлении в мир людей. Bon diable, bambin charmant[89]!

Ну разве можно с ним расстаться?! Нет, надо сделать все, чтобы забрать малыша с собой! Разумеется, она сразу предполагала, что отец вряд ли согласится его отдать, и губернатор, конечно, будет на его стороне, а он здесь – полная и непререкаемая власть. Поэтому воспользовалась случаем и предприняла попытку убрать препятствие – нехорошую, бесчестную по своей сути попытку, но и, к счастью, ненадежную. Dieu merci[90], что так все кончилось!

Придет время – что-нибудь придумается.