Читать книгу - "Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма - Ольга Великанова"

Правительство должно иметь цензуру, чтобы не допускать никакой межнациональной розни или вредной критики какой-либо ветви власти. Правительство не должно допускать раскола своего народа на несколько частей [национальностей]. Государство должно разрешить осуществление цензуры на языках национальностей. Если одна из этих национальностей начнет вести пропаганду, направленную против другой, это будет пагубно. (Респондент долго думал.) Если народ живет под руководством правительства, то нет такой сферы жизни, в которую правительство не должно вмешиваться. Хороший отец вмешивается во все дела своих детей. Если он равнодушный отец, то ему плевать, что делают его дети. Но хороший отец будет знать все, что делают его дети, и вмешиваться во все, кроме случаев, когда они выбирают жену, чтобы жениться. Но в делах государства таких случаев нет. (Поэтому вы считаете, что хорошее правительство должно быть как хороший отец?) Да^[585].

Отметим здесь несогласие корреспондентов с демократическим мейнстримом западного общества, в котором они теперь жили. Такое несогласие свидетельствует об относительной независимости их мнений. Семейная метафора убедительно указывает на корни этого этатистского нарратива в традиционном патриархальном крестьянском менталитете. В ходе Гарвардского проекта исследователи пришли к выводу, что советские беженцы плохо понимали, как работают институты в политической системе, и не видели необходимости «в строго конституционном аппарате гарантий, прав и мер защиты» демократии. Они предпочитали хорошего, доброго и сострадательного правителя, который «заботился» бы о народе и не угнетал его^[586]. Люди мирились со слабыми институтами и почитали лидера на самом верху.

Вместе с послевоенными интервью комментарии к конституции дают достаточно доказательств распространенных упований на государство. Патерналистская позиция правительства нашла глубокий резонанс в общественном сознании, о чем свидетельствует культ лидера в массовых представлениях^[587] и ожидания социального обеспечения. Помимо материальной заинтересованности обывателя в пенсиях и гарантиях, навязанный сверху харизматический режим легитимации (по Веберу) находил плодородную почву в традиционных патриархальных отношениях, которые трансформировались в СССР в отношения «моральной экономики дара»^[588]. Советские люди, особенно бенефициары режима, охотно приняли на себя функции реципиентов, предписанные им государственным дискурсом и заявляли о своей готовности к погашению долга^[589]. Общей темой в многочисленных одобрительных комментариях была благодарность Великому Сталину за конституцию.