Читать книгу - "Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин"

Ценности бывают разные. Кому-то кусок хлеба, кому-то золоченая карета и дворец в Нескучном саду, а кому-то десятина пахотной земли или свечной заводик в Самаре. Есть и такие, кому дороже старинная книга или картина… Деньги лишь общепринятая метрика. Она далеко не идеальна (не все в мире продается и покупается), но гораздо гибче и универсальней, чем представления народных вождей о том, как человеку надлежит жить, работать и какое вознаграждение получать. Как и все, что относится к социально-экономической сфере, денежная среда неравномерна и неравновесна: где-то густо, а где-то пусто. Кто-то умный, а кто-то дурак. Кому-то дают большой кредит (под хороший проект, крепкий характер и связи), а кому-то вообще не дают. Кто-то из маленьких денег делает большие, а кто-то (например, В.И. Ленин) из больших — маленькие. Точнее, из настоящих — ненастоящие. Неравновесность и многомерность процесса дико бесит сторонников первобытной справедливости и марксистского редукционизма. И подзуживает это сложноватое для их когнитивного аппарата явление упростить. Выровнять, вытоптать, выжечь и свести к линейному взаимодействию по схеме «приказ — исполнение».

Хотя, если на минуту вынуть кипятильник из возмущенного разума и использовать его (разум) по назначению, иначе и быть не может. Люди разные. И экономические среды тоже. Они отличаются не только количеством, но и качеством денег. Разные среды, разные люди и разные группы конкурируют в глобальном социально-экономическом пространстве и производят очень разную продукцию — далеко не всегда только материальную. Разного свойства, уникальности, привлекательности и стоимости. Ну и как без универсального средства оценки их меж собой сравнивать и обменивать? Как, как. С помощью народного контроля, вот как! Чтоб по справедливости: взять все да и поделить.

Замечательная идея возвращать деньги в народную казну через аппарат внеэкономического принуждения убивает их смысл не только как средства обращения и платежа, но и как средства накопления и инвестиций. Что, вообще говоря, полностью соответствует ленинским идеалам, ибо в стандарт его мышления не вмещается гипотеза о праве личности свободно зарабатывать, аккумулировать, тратить и инвестировать средства на свой страх и риск. Удачная инвестиция подразумевает несоразмерную (с точки зрения большевиков) премию. Что несправедливо. Неудачная инвестиция несправедлива тем более: человек всю жизнь считал себя умным, смелым и дальновидным, а на практике оказался дураком. Ибо, по старой английской пословице, дурак и его деньги долго вместе не живут: fool and his money are soon apart. Такое разочарование!

Вежливый вопрос о том, кто они такие, чтобы решать, что справедливо, а что нет, относится к сфере недоказуемых очевидностей и потому остается без ответа. Несправедливо — и всё тут! Хотя несложно представить себе несколько иную версию очевидности, где справедливым выглядит право человека получать столько, сколько ему готовы платить другие, а вопрос о цене нематериальных идей, риска, поиска, таланта и пр. решает не народный контроль, а конкурентный рынок. Большая (для людей типа Ленина — определяющая) разница между двумя очевидностями в том, что во втором случае решительно некуда пристроить могучую фигуру народного вождя-вседержителя с его непререкаемыми представлениями о том, как должен быть устроен мир.

Смело взявшись за преображение действительности, В.И. Ленин довольно быстро обнаруживает, что на практике концы с концами не сходятся. Производство падает, деньги в казну не возвращаются, а трудящиеся никак не избавятся от мелкобуржуазной привычки кушать хотя бы раз в сутки. Но вождь на то и вождь, чтобы не падать духом. Он твердо знает, что все беды молодого социалистического государства обусловлены сопротивлением эксплуататорских классов и их наймитов. Сопротивление необходимо сломить. А покуда оно не сломлено, приходится печатать ничем не обеспеченные фантики, одновременно укрепляя диктатуру пролетариата и расширяя классовую борьбу. Примерно как через сто лет будет в Зимбабве и Венесуэле.

Будь на его месте кто другой, он, возможно, сказал бы трудящимся правду: мол, простите, люди православные, мы тут слегка нахомутали. Настоящих денег нет и больше уже не будет. Вы держитесь пока, доброго вам здоровья, а мы скоро новых деревянных настрогаем… Нет, настоящий вождь так никогда не скажет! По крайней мере, публично; разве что среди своих, в узком кругу. В ленинских директивах Владивостокскому Совету от 7 апреля 1918 г. так и написано: «Денежных знаков у нас теперь нет, но со второй половины апреля будет много.». С его точки зрения, это решение проблемы — как только национализированная печатная фабрика наконец подключится к работе, дензнаков будет много.

Однако с широкой публикой так прямо нельзя. Ей следует предложить вдохновляющую идейную основу. Вот как основа выглядит в докладе В. И. Ленина на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов (18 мая 1918 г., прошло всего восемь месяцев после публикации «Грозящей катастрофы.»):