Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

утверждению того же источника, было также чрезвычайно тяжёлое. Вследствие чего суд объявил о своем решении отправить заключённых в госпиталь в Нанкин. Однако, несмотря на попытки заставить заключённых лечь на излечение в нанкинский госпиталь, «они решительно отказались».

Сообщение о начавшейся голодовке, а также требование подсудимых о переносе суда в Шанхай вызвало недоумение в Москве, о чём сразу же был запрошен Зорге. Он ответил, что голодовку «больные» начали как протест против китайского произвола и волокиты, а равно против отказа допуска иностранных адвокатов, о чём Москву «уже дважды уведомляли».

Перевод суда в Шанхай означал автоматический допуск иностранных адвокатов, поэтому и было выдвинуто требование перевода суда.

«Голодовка уже прекращена, – докладывал Зорге. – Ожидаем приезда Винцента. Подробности сообщим. Все указания давал Джон». Таким образом, к контактам с представителями Коминтерна в Шанхае подключился ещё один сотрудник резидентуры – «Джон» (Стронский), который вместе с Юлиусом в отсутствие в Шанхае Рамзая в июле выступил за политизацию судебного процесса.

Однако из Москвы предостерегли от перегибов в части политизации процесса и напомнили об его основной цели:

«Рамзаю от Михаила.

Заявление больных по поводу прекращения голодовки всюду нами широко использовано. Начали новую кампанию в связи с решением нац[ионального] пра[вительства] вести процесс в Нанкине. Не следует переполитизировать процесс, ибо цель его – освобождение зпт а не полит[ические] демонстрации. Согласны, что больные должны разоблачать полицейские провокации империалистов и террор китайцев. Адвокаты должны всячески добиваться их немедленного освобождения. К Винценту семнадцатого июля выехала жена. 23.VII-32».

Через несколько дней «Рамзай» запросил «Пятницкого» через IV Управление: последовать ли совету адвоката, который предлагал «больным» выступить с кратким заявлением и отказаться от всякой юридической помощи и от каких-либо показаний, «ибо процесс снова будет полной комедией, закрытым под вооружённой охраной», или поддержать точку зрения друзей, которые, напротив, предлагали «больным согласиться на процесс и активно выступить на нем, используя заседание суда как политическую трибуну».

Центр затруднился дать рекомендацию по поводу отказа подсудимыми от юридической помощи на суде, справедливо полагая, что наличие трёх адвокатов на месте вполне достаточно, чтобы выработать линию поведения. Единственно, в чём Москва была непоколебима: Коминтерн был «против превращения процесса в политическую демонстрацию», так как «цель процесса освобождение арестованных».

Параллельно резидентуру «Рамзая» продолжали привлекать для передачи денег китайским коммунистам. 22 июля Пятницкий шлёт телеграмму «Курту» (Герберту) и «Юлиусу» (Цвиичу): «Через Рамзая было послано 20 000 долл. для передачи кит[айским] друзьям. Телеграфируйте получение их».

Опять ненужные связи и встречи, ненужная, отвлекающая и изнуряющая переписка, требующие большой затраты моральных и физических сил, не имеющие никакого отношения к разведывательной деятельности и создающие предпосылки к расконспирации резидентуры.

Процесс над Рудниками стал причиной разрыва отношений Агнес Смедли с Урсулой Гамбургер[44].

Летом 1932 г. самое жаркое время Урсула и Агнес проводили вместе в Гуйлине, в провинции Шаньси. С ними собиралась ехать и Сун Цинлин, с которой Урсула была знакома уже давно. Однако Зорге был против того, чтобы Урсула появлялась с вдовой Сунь Ятсена в обществе.

У «Руэггов» был пятилетний сын, которого Агнес Смедли после ареста родителей засыпала подарками. «Возник вопрос, не возьму ли я мальчика к себе, – вспоминала Урсула. – Мне очень хотелось это сделать. Однако Рихард не одобрил моё намерение. Мне пришлось бы оставить нелегальную работу. Этого не хотели ни он, ни я. В Гуйлине нам стало известно, что супруги Ноленс-Руг объявили голодовку. В этот день за обедом Агнес вдруг сказала, что она не притронется к еде. Я заметила, возможно, чересчур резко, что этим она Ноленсам не поможет. Агнес встала и вышла из-за стола. После обеда я пошла одна гулять. Когда я возвратилась, то обнаружила письмо, в котором она писала, что в этих условиях не может оставаться и уезжает в Шанхай. Далее она писала, что я-де слишком забочусь о своём личном счастье, о своей семье, личные обстоятельства для меня превыше всего и что я совсем не тот человек, каким должен быть революционер. Большим ударом для меня было то, что столь тесная дружба дала из-за этого трещину. Как-то Агнес с грустью заметила: „Я принесла своих детей в жертву борьбе“».

Внезапный разрыв дружбы, которая занимала важное место в жизни Урсулы, явился для неё тяжёлым ударом. В этих условиях беседы с Рихардом приобрели для нее ещё большее значение. «В промежутках между встречами я с нетерпением ожидала бесед с Рихардом, и мне всегда было что ему рассказать… Если бы и Рихард утратил доверие ко мне, то не знаю, что бы со мной стало», – вспоминает Урсула Гамбургер (Рут Вернер).

19 августа нанкинский суд признал супругов «Руэгг» виновными и приговорил Рудника к смерти, но в связи с тем, что в июне 1932 г. была объявлена всеобщая амнистия, его, как и его жену, приговорили к пожизненному заключению и лишению гражданских прав.

На повестку дня встал вопрос об апелляции в Верховный суд:

«Москва, тов. Берзину.

Шанхай, 21 августа 1932 года. Срочно Михаилу. Больные категорически протестуют против апелляции, опасаясь, что апелляцией они дадут китайцам надежду на финансовую наживу и оттягивание дела до бесконечности. Кроме того, теперь апеллировать приходится в тот же верховный суд, который отвергал все прежние петиции и санкционировал полный произвол нанкинского суда. Полагаем, что возможные переговоры об их освобождении будут легче на основе окончательного приговора. Теоретически не исключена возможность, что верховный суд при апелляции объявит амнистию незаконно применённой и изменит пожизненное заключение смертной казнью, но это маловероятно. Верховный суд рассматривает дело заочно. Насчет апелляции не строим никаких иллюзий, и её единственная цель – избежать упрёков в неиспользовании всех возможностей защиты. Срочите ваше мнение. Ответ ждём к среде.

Рамзай».

Очередной телеграммой Зорге сообщил Пятницкому о положении, сложившемся со швейцарским адвокатом Венсаном. Венсан считал своё дальнейшее пребывание в Шанхае бесполезным и настаивал на возвращении в Швейцарию. Последующие закулисные переговоры, по его мнению, могла вести Агнес Смедли через Сун Цинлин.

Одновременно Зорге указывал, что Венсан денег не получил и что на обратный путь ему требуется тысяча американских долларов.

Неясно также было, как поступить с ребёнком «больных». Отец ребёнка, Рудник, просил Венсана забрать его с собой; мать же мальчика была против этого шага. В довершение всего адвокат Фишер под предлогом переговоров о «больных» собрался ехать в Берлин «за наш счёт».

23 августа 1932 г. «Рамзаю от Михаила» поступил ответ:

«1) Винценту предлагаем остаться до окончательного перевода больных на новое место. Об отъезде пусть нас запрашивают.

2) Удобно ли поручить ведение закулисных переговоров непосредственно Агнес? Сумеете ли их контролировать?

3)