Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев"

районами, Шанхаем и Москвой. Было «установлено» три радиостанции: одна обеспечивала связь Шанхая с советскими районами, вторая станция обслуживала связь между Шанхаем и Москвой, а третья являлась запасной. Эта связь бесперебойно функционировала вплоть до ареста секретаря КПК – Мицкевича (Шэн Чжунляна). Кроме того, была налажена курьерская служба Шанхай – Амой – Сватоу – Цзянси.

Свидания с прибывавшими представителями китайских коммунистов, по словам Герберта, происходили в специально нанимаемых для этой цели домах, в которых функционировала сигнализация, дававшая «долго гарантии безопасности входа». Восторг домами и от собственной конспиративности в организации связи был явно преждевременным. Об этом ещё пойдёт речь.

Однако если к Герберту и поступали по налаженным им каналам связи данные о положении в советских районах, действиях китайской Красной армии, то он не спешил ими делиться с «соседями» – сотрудниками военной разведки.

В начале апреля с пометкой «для Михаила» Зорге сообщил, что швейцарский адвокат «Винцент» потребовал усилить кампанию за освобождение «больных» и выступил против тактики умышленного оттягивания процесса со стороны китайских учреждений «…до такой степени, чтобы возможная в конце этого месяца голодовка больных нашла необходимый отклик в международном рабочем классе».

В 1927 г. Секретариат ИККИ дал директивные указания по вопросу поведения арестованных коммунистов на следствии и суде.

«Голодовки как средство борьбы с тюремным режимом или за свое освобождение, – отмечалось в указаниях, – могут применяться только в совершенно исключительных случаях, всякий раз по возможности с разрешения областного [комитета] или ЦК компартии… Опыт показывает, что голодовки чрезвычайно губительно отражаются на здоровье товарищей, очень часто совсем выводят их из строя и сравнительно не так часто кончаются успехом. Наоборот, известны случаи, когда администрация тюрем сознательно провоцировала политических заключённых на голодовки и др[угие] аналогичные выступления, дающие поводы к ухудшению тюремного режима или [возможность] избавиться от наиболее „опасных преступников“ (как правило, лучших товарищей). С другой стороны, если голодовки неполно и недружно проводятся, получается положение, которым потешается тюремная администрация и которое дискредитирует политических заключённых».

Предварительным результатом судебного разбирательства в Нанкине стали обвинения в «…финансировании коммунистических бандитов, участии в подрывной деятельности».

К этому времени деньги на местную левую газету «Чайна форум» после выхода девяти номеров закончились. Продолжение издания газеты «Рамзай» считал необходимым, так как она завоевала себе много читателей даже в Кантоне и Пекине. Тираж газеты составлял 2 тыс. экземпляров. Майский номер уже был готов к выпуску, а денег не было. Зорге просил финансировать газету в рамках прежнего бюджета. Пришло разрешение израсходовать ещё пятьсот долларов. Одновременно Рихарда Зорге запрашивали, почему до сих пор не переданы «друзьям» (китайским коммунистам) 20 тыс., якобы поступившие в конце прошлого года.

Вскоре Зорге «лично от Михаила» пришла очередная телеграмма по поводу денег, предназначавшихся китайским коммунистам, общая сумма которых возросла уже до 30 тыс. американских долларов, которые передали в течение декабря 1931 – января 1932 г.

В Китае тем временем отсутствовало взаимопонимание между двумя адвокатами: немцем Фишером (настоящая фамилия) и швейцарцем Жаном Венсаном («Винцентом»). Венсан считал, что политика, проводимая Фишером, – подкуп, деньги, выжидание и отказ от политизации дела, от организации международной акции пролетариата – порочна, и пытался заставить Фишера активно выступить. При этом Венсан не хотел, чтобы его имя упоминалось в печати.

В мае Зорге случайно узнал, что из Москвы едет брат «Эмерсона» (Гольпера) – «Доктор» с предложением дать взятку в 55 тыс. американских долларов для освобождения «больных». Как выяснилось, это была комбинация Гольпера с адвокатом Фишером, о чём не были поставлены в известность ни Зорге, ни Венсан. Как стало известно в последующем, о передаче денег Гольперу были в курсе и Пятницкий, и Берзин.

Несмотря на многие депеши Сун Цинлин и усилия адвокатов, Нанкин отказался допустить иностранных адвокатов на судебный процесс. На китайских адвокатов не приходилось рассчитывать, так как никто из них серьёзно взяться за дело не собирался, боясь возможных репрессий со стороны правительства. «Больным» дали инструкцию начать голодовку и отказаться от всяких показаний, пока не будут допущены иностранные адвокаты.

Постоянная нагрузка, связанная с «больными» и прочими коминтерновскими вопросами, расконспирировавшая Зорге и отвлекавшая его от исполнения своих прямых обязанностей, привела к тому, что он, через голову своего начальства, обратился с письмом непосредственно к Пятницкому, чтобы попытаться коренным образом изменить положение вещей:

«Шанхай, май 1932 г. Сов. секретно.

Посылаем Вам материал Юлиуса с нашей почтой. До сих пор мы поддерживали связь с больным и с адвокатом (Ж. Венсаном. – Авт.). Теперь, когда Ваш аппарат вновь улучшается, т. е. снова развивается, нам кажется, что настало время, когда Ваши люди могут перенять эту работу. Это не потому, что мы не желали бы этого делать, но потому, что наши дела не так хороши, чтобы мы легкомысленно загружали себя ещё этой связью. То же самое относится к газете, которая возникла здесь по нашему предложению и, как Вы сами можете судить, очень хорошо развилась. К сожалению, мы должны констатировать, что не получаем никакой помощи от прямых Ваших уполномоченных и что здешний феррейн (ОМС ИККИ в Шанхае. – Авт.) также совершенно не интересуется этим делом, предоставляя попросту нам самим возиться со всем этим. Вы понимаете, что это для нас означает. Мы здесь бедные маленькие техники. У нас нет квалификации выступать как политические контролёры. Таким образом, мы не в состоянии взять на себя ответственность, особенно в условиях, когда здесь давно уже из Ваших людей имеется достаточно квалифицированных людей. Мы просим настойчиво освободить нас и от этой сверхнагрузки (выделено мной. – Авт.). Не потому, что мы ленимся (Ману[ильский] когда-то это утверждал обо мне, но это неправда), а потому, что наше положение не позволяет нам больше заниматься ещё этими связями. Я уже, по крайней мере, достаточно скомпрометирован».

Письмо это пришло с шанхайской почтой в IV управление, и оно было передано адресату. С его содержанием не могли не ознакомиться в управлении.

25 мая представитель ОМС «Курт» (Герберт) посылает в Москву телеграмму: «Соседи (сотрудники военной разведки. – Авт.) отказались продолжать связь с адвокатом. Должны организовать эту связь, абсолютно необходим срочный ответ, так как дело очень срочно». Такое решение принял Зорге, не дожидаясь реакции на своё письмо. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, Зорге так и не освободили от этой нагрузки.

Из 105 телеграмм, касавшихся организации работы резидентуры, которые были отправлены из Центра в Шанхай в период с 1 января по 25 октября 1932 г., 28 предназначались Зорге от Пятницкого. Ещё большее количество телеграмм, адресованных Пятницкому, прошло из Шанхая через резидентуру военной разведки.

17 мая 1932 г. поступила реакция Центра на письмо, адресованное «Рамзаем» «Михаилу», из чего следовало, что с