Читать книгу - "Русская дочь английского писателя. Сербские притчи - Ксения Голубович"

О, если сейчас, прожив высокий расцвет культуры, мы вновь отброшены на новую ступень высокотехнологичного варварства, то пусть я буду как тот древний варвар Ульфилла, ищущий первые слова для перевода Библии… Готы не знали слова «мир»: то, что есть все, целое. Бедный Ульфилла нашел это слово, он понял, из чего его нужно выковать: «weld» – «world», «целое», ибо понял Ульфилла, что такое мир: мир – это «сокровище». Из «сокровища» он и создал Мир, и «сокровищем» он и пребудет навек. Драгоценным мирром, повторю я, хватая на лету.

…и все же… история продолжается.

And yet, history remains.

91. Конец сказки

Я уезжаю обратно. В Россию. Ирина и Зока уже звонили мне. А теперь у самого входа регистрации собрались все те, кто уже в Белграде. Драган, отец, Саша, мой брат, Анна, его красивая и немного печальная девушка. До свидания, до свидания, прощайте.

И Белград снова превращается в Красную Москву, красивый город, который под светом прямого италийского солнца становился бы bella, белым городом, Белградом. Зачем еще нужны самолеты, эти белые медленно гудящие вещи, как не затем, чтобы одно превращалось в другое?

P. S. На улицах Москвы бывшее великолепие было выпито лесными и болотными пожарами. Видимость очень плохая, тусклая, люди усталы, как будто из них выкачали всю энергию. Они все какие-то маленькие, особенно, конечно, по сравнению с черногорцами, которые часто вымахивают под два метра… Мой бедный глаз снова в растерянности, ему опять не за что зацепиться…

P. P. S. А еще, говорят, Кремль придумали итальянцы, приехавшие с Софией Палеолог к Ивану III. И что стены как у нас встречаются в городе Ферраре, и зубцы наши суть «ласточкин хвост», а он-то откуда? Может, от «мавров»? И как это все поймешь?

Ссылки

1

На этом месте уже я выпрямился в кресле. Ибо китайский голубой мак, столь редкий на Западе, умирает сразу, едва отцветет. Только если обихаживать его чрезвычайно заботливо и неспешно, можно убедить его зацвести еще раз. И затем я вспомнил из прочитанного: что девушка со странным именем Энни Асра в «Человеческих голосах» у Фицджеральд – девочка на побегушках, работающая на Би-би-си, влюбленная в идиотски-невинного начальника отдела, – названа тем же именем, что и Асра из стихотворения Генриха Гейне, невольник, в племени которого люди «умирают, когда полюбят». Любовь, цветок, смерть. Связь между ними тремя, начавшаяся почти двадцать лет назад на заре творчества Фицджеральд, кажется указывает на самый источник той печали – а также и смеха, комедии и даже фарса, – что пронизывает все, что она написала: то, как ее персонажи часто не способны отличить одно от другого и таким образом пропускают любовь или встречают препятствия на пути к простой упорядоченности счастья.

2

…за много лет ее стиль стал столь же изящным и лаконичным, как и комната, в которой она работала и спала: книжный шкаф, набитый книгами, несколько стульев, узкая постель и старинная пишущая машинка на столе возле окна, выходящего на баскетбольное кольцо в саду. Было нечто скромное и в то же время жреческое и в ее доме, и во всех ее сочинениях за прошедшее десятилетие…

3

Однажды ночью прошлым маем я поехал на самый верх Великой горы Сосен в азиатской части Стамбула, там, где Константин Великий победил своего соперника Лициния в начале четвертого века нашей эры. Я остановил автомобиль возле вершины и направился вверх к освещенному фонарями и обсаженному деревьями дворику, где, сгрудившись на небольшой площадке, женщины в клетчатых платьях и платках готовили геслим, что-то наподобие турецкой сырной тортильи. Используя тонкие деревянные скалки, они раскатывали маленькие шарики теста в кружочки, которые затем набивали начинкой, лепили и бросали на сковороды в медленном ритме, как в старые времена.

4

Первое, что замечаешь в 49-летнем Силвано Латтанци, – это его руки. Сильные и узловатые, кажется они не могут принадлежать такому человеку, как тот, что встречает меня на пороге своего магазинчика в Риме на Виа Бокка ди Леоне.

5

Ручная работа должна быть совершенной, абсолютно совершенной. Нельзя быть невротиком; нельзя ее выполнять, если думаешь о чем-то другом. Вокруг тебя должна быть атмосфера счастья и полное, полное погружение в предмет… Знаете, когда вы делаете что-то своими руками, когда вы иногда часами держите это в них, то вы передаете туда всю свою энергию и любовь.

6

Этот и другие приведенные в романе переводы принадлежат автору.

7

С трудом представляю, что ей сказать. Я брожу по дому, пока она деловито разговаривает с Федором о занавесках и простынях и выслушивает список того, что тот еще может предложить нам: небольшая ванна для совместного пользования под лестницей с другой стороны кухни; грязноватая плита, холодильник, малюсенький стол, раковина, без воды на террасе; два узких дивана, несколько стульев и два комода в большой комнате. Единственная здешняя достопримечательность – два больших портрета без рам, висящих на стене, сделанных, вероятно, еще до революции. Возможно, Елена находит тут нечто, чего я просто не знаю, как найти… Но постепенно я начинаю понимать, почему Елене здесь нравится. Это как будто что-то из прошлого, что умудрилось спастись несмотря ни на что, нечто, в чем прошлое умудрилось выжить. Всякая вещь здесь – это фрагмент, выживший в катастрофе, чиненый-перечиненый до тех пор, пока не превратился в саму плоть и историю этой семьи. И место это не имеет никакой общей истории с тем, что существует в городе, ничего, что могло бы подтвердить или оправдать его существование.

8

Перевод Андрея Сергеева.

9

Вихрь (gyre) – слово одновременно и Эзры Паунда, и Йейтса. В йейтсовском случае – это противонаправленные друг к другу потоки «объективности» и «субъективности», попеременно владеющие и человеческой душой, и историей человечества.

10

Небо Венеции перламутровое – как блестящая подкладка морской раковины, а свет резкий, но какой-то разреженный, словно пропущенный сквозь газовую ткань. Ветер из Венгрии пробивает себе дорогу, вздымая поверхность лагуны и вынуждая серебристых чаек – которые поодиночке стоят на каждом briccola, точно усталые солдаты, спящие на ногах, – прятать головы в оперение.

Пока баркас до отеля медленно отплывает от дока,