Читать книгу - "Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога - Леонид Васильевич Беловинский"

случай отыскать в амбаре курского имения вместе с разными кабалистическими латинскими рукописями и частными письмами масонского содержания. Это собрание, по возможности приведенное в порядок, пополняется сочинениями теологическими и указывает на переход герметизма к иллюминизму, к мистицизму, к пиетизму…» (166, с. 365). Неудовлетворенность казенным православием продолжила эти поиски. В своем месте уже говорилось об увлечении светского общества (приводился пример поэта Тютчева) столоверчением и прочими попытками сообщения с потусторонним миром, характерным для второй половины XIX в. Но и в начале ХХ в. эти увлечения не угасли, выразившись, например, в создании целого учения Е. П. Блаватской, трудах русских религиозных философов и появлении религиозно-философских собраний в Петербурге при поддержке митрополита Антония и с участием поэтов, богословов и философов В. В. Розанова, Н. А. Бердяева, В. А. Тернавцева, З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковского, издании религиозно-философского журнала «Новый путь» или поисках Н. К. Рерихом скрытой истины на Тибете.

Наряду с масонством получили широкое распространение и иные мистические течения, вплоть до изуверских хлыстовства и скопчества. Причем они оказались распространены и среди социальной верхушки. Известный мистический, вероятно, хлыстовский кружок Е. Ф. Татариновой, с которой нередко беседовал сам Александр I, наряду с «простецами» включал и блестящих придворных. Но прежде всего сектантство стало уделом простого люда. К началу ХХ в. только в Петербурге насчитывалось около 30 сект и общин. Штундизм, молоканство, толстовство, а также скопчество оказались широко распространенными именно в простом народе, искавшем духовной перспективы среди новой социально-экономической обстановки.

Глава 8

Купечество

Разумеется, в городах, как центрах торговли и промышленности, немаловажную роль играло «торговое сословие». Численность его при торговом характере города и количестве торговых заведений была огромна. На 1900 г. в Петербурге торговлей занималось 15 000 человек; только лоточную торговлю вразнос вело столице в 1902 г. 12 000 человек. Однако необходимо подчеркнуть, что это не обязательно были купцы. Вопреки распространенному мнению, купцом был не тот, кто торговал (торговым сословием купечество было чисто номинально), а тот, кто входил в купеческую гильдию, платя гильдейские сборы. Торговать мог и крестьянин, и мещанин, и цеховой, и дворянин – достаточно было взять торговое свидетельство. А вот пользоваться купеческими правами, имея звание купца, мог только плательщик гильдейских сборов. К XIX в. гильдейское купечество было уже привилегированным городским сословием, свободным от подушной подати, телесных наказаний и рекрутской повинности. А не уплатил раз в год сборы в размере 1 % от объявленного, потребного для вступления в ту или иную гильдию капитала – будешь обращен в «первобытное состояние» – в мещане или крестьяне. А значит, будут тебя пороть (это бы еще ничего, шкура некупленная), и сыновья твои пойдут в рекруты. Могли быть и иные причины вступления в гильдию. Отец известного русского историка искусства Н. П. Кондакова был хотя и крепостным князей Трубецких, но главноуправляющим всех их имений. «…Отец, – вспоминал Кондаков, – поставил своею задачею дать образование детям, проведя их через гимназию и университет, и, собственно, поэтому его освободили от крепости и он записался в купцы 3-й гильдии…» (90, с. 37).

В XVIII в. гильдейское купечество в количественном отношении было более или менее стабильным. А в XIX в., главным образом после Отечественной войны 1812 г., нанесшей колоссальный удар по народному хозяйству, и заграничных походов начинается его упадок и вытеснение торгующим крестьянством. За 1816–1822 гг. число гильдейских свидетельств по империи сократилось почти на четверть, и настолько же увеличилось количество крестьянских промысловых свидетельств. В Тульской губернии, которая среди центральных губерний занимала по количеству купцов среднее место, с 1816 по 1824 г. число торгующих крестьян возросло в 17 раз, а количество купеческих свидетельств сократилось на треть. В 1800 г. здесь на 100 душ мещан и оружейников приходилось 20,5 купца; к 1808 г. это число возросло даже до 30 купцов. А затем начался спад: в 1816 на 100 мещан – 13,2 купца, в 1824 г. – 10,1 купца; правда, позже наметился некоторый рост: в 1854 г. на 100 мещан приходилось 17,4 купца, но прежнего места купечество никогда более уже не занимало. Это и понятно: Великие реформы 60–70-х гг., нанесшие сильный удар сословному строю, сделали ненужными гильдейские привилегии.

Купеческие права распространялись не только на самого купца с семьей, но и на его братьев и племянников, и в паспорте так и писалось: «купеческий племянник». Потому все, кто мог, правдами и неправдами старались записаться в гильдию, хотя бы в 3-ю, и столько было по русским городам купцов, которые в конце года чуть не по миру ходили, лишь бы заплатить гильдейские! Подлинных же, ведших большой торг или занимавшихся промышленностью купцов если не 1-й, то хотя бы 2-й гильдии было немного, а в иных уездных городках первогильдейских и вовсе не бывало отродясь. В торговом Рыбинске из почти 300 купцов мужского пола первогильдейских (с включением почетных граждан, т. е. выходцев преимущественно из купеческого сословия) было 2 человека!

Страстный поборник регламентации и «партизан», как говорили в ту пору, служения всех и вся государству Петр I обязал государственной службой и купечество. Ему даже было запрещено переходить в другие сословия. Купцы являлись как бы финансовыми агентами правительства (собственно, такое положение «гостей» было свойственно и временам царя Алексея Михайловича), а кроме того, были обязаны участвовать в городском самоуправлении: это должно было обезопасить торгово-промышленное население от хищников-воевод и прочей приказной саранчи. Прежде всего речь шла о раскладке и сборе податей.

Но, так или иначе купечество как торговое сословие, играло огромную роль в городской жизни, и его собственный образ жизни в той или иной мере накладывал отпечаток на жизнь всего города. Несколько богатейших купцов иной раз ворочали не только городской торговлей и промышленностью, но и владели… администрацией, заставляя ее плясать под свою дудку. В своем месте уже говорилось о богатейшем нижегородском мучном торговце (на его водяных и паровых мельницах перемалывалось более трех миллионов пудов хлеба в год), миллионере Н. А. Бугрове, поднесшем губернатору на блюде груду надорванных губернаторских векселей. Мог ли такой губернатор-должник не «потрафлять» своему кредитору? Старообрядец-беспоповец, Бугров не только устроил Филипповский, Малиновский, Городецкий и другие раскольничьи скиты, но и обеспечил их спокойное существование в эпоху нового всплеска гонений на староверов. Достаточно было всучить обер-прокурору Синода К. П. Победоносцеву деньги на устройство при Великом Сибирском пути передвижных вагонов-церквей.

В свое время променял Бугров помещику Турчанинову свой огромный родительский дом на лесное имение. Позже дом перешел к городу, и в нем был устроен театр. Бугров, не желавший, чтобы там, где жили его родители, «голые бабы через голых мужиков прыгали», выкупил дом у города, а через неделю подал в городскую думу бумагу: «Желая в мере сил моих придти на помощь Нижегородскому Городскому Общественному управлению в удовлетворении особых городских нужд, имею честь предложить Городской думе приобретенное мною здание на Благовещенской площади бывшего театра гг. Турчанинова и Фигнера в полное распоряжение