Читать книгу - "«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев"

Мы перешли совсем на нелегальную работу. Подробный доклад и схема организации посылаю Вам через Владивосток. Разрешите вопрос нашего подчинения. Сейчас получаем распоряжение от Вас, из Читы и Владивостока, получается путаница, очень вредная для работы. Также прошу указаний относительно средств, так как у нас часть сотрудников будет оплачивать Владивосток, часть – мы, а часть – не знаем даже кто.

…

Маркус».

Об агенте с псевдонимом «Иностранец» речь пойдёт далее.

С переводом харбинской резидентуры на нелегальное положение она стала центральной. Ей были подчинены резидентуры в Мукдена, Цицикаре и Дайларе и восстановленные резидентуры в Дайрене и Чанчуне.

Шаткое положение уханьского правительства вызывало обеспокоенность резидента в Ханькоу Д. Ф. Попова («Горайского»). Обеспокоенность была связана с отсутствием у него официального статуса в генконсульстве, что могло привести к самоликвидации резидентуры. В начале июня 1927 г. Попов в очередной раз призвал Центр поднять вопрос перед Наркоминделом о выделении ему должности вице-консула, указывая, что данная должность освободилась, и договорённость в консульстве по этому вопросу у него имеется. Однако в связи с начавшейся в июне 1927 г. публикацией его личных и служебных писем А. И. Огинскому (после захвата документов в пекинском посольстве) Д. Ф. Попов счёл своё дальнейшее пребывание в Китае невозможным и запросил разрешение немедленно покинуть Китай.

Центр не возражал против срочного отъезда Попова. Ему предлагалось покинуть Ханькоу ещё до приезда замены.

В июле 1927 г. в исполнение обязанностей нелегального резидента в Харбине вступил Н. М. Кучинский. Считалось, что выпускник Восточного отдела Военной академии РККА 1926 г. Кучинский имел «некоторый агентурный опыт». В помощь Кучинскому планировался находившийся в Харбине «Фриц» – Е. Г. Шмидт[196]. Потом планы Москвы переменились и нелегальным резидентом был назначен Салнынь, которого перебросили из Шанхая. Однако Салнынь в Харбине не задержался и руководство нелегальной резидентурой перешло к Шмидту.

В качестве «пожарника» в этот период выступил напарник Салныня по «активке» – Винаров («Ванко»). 13 мая он направил из Харбина в Москву телеграмму на имя Берзина, в которой сообщил: «Сухоруков в панике бежал из Мукдена, бросил налаживаемую в течение года работу… На днях выезжаю в Мукден по этому делу…». Насколько соответствовало истине, что Сухоруков, вынужденный срочно покинуть город в результате провала в резидентуре, бросил налаживаемую работу – судить трудно. Так же неизвестен и результат посещения Мукдена Винаровым, который собирался ещё посетить Дайрен для ликвидации конфликта и по возможности проехать в Шанхай «для установления связи и тайнописи». Известно только одно – до Шанхая Винаров так и не добрался. Да в этом и не было уже никакой необходимости.

Мукденский резидент «Василий» – В. Т. Сухоруков прибыл в Ханькоу из Харбина в начале июля 1927 г., ещё до отъезда Попова. 14 июля Сухоруков приступил к исполнению обязанностей резидента, а спустя четыре дня его предшественник выехал в Москву. Со стороны Галина – В. К. Блюхера новому резиденту было оказано широкое содействие, что резко контрастировало со всем его предыдущим, в целом негативным, отношением к представителям Разведупра. Так, Блюхер передал Сухорукову трёх китайских переводчиков, имевших связи в местных кругах, ему были переданы также связи с Военным советом и Военным отделом китайской компартии. Открывшиеся возможности позволили Сухорукову уже к 16 августа 1927 г. завербовать агентов в Цзюцзяне, Наньчане и Чанше. Одновременно он попытался организовать агентурную сеть в группе Фэн Юйсяна, но добраться туда оказалось невозможно из-за перерыва железнодорожного сообщения.

В отличие от Блюхера В. Т. Сухоруков не владел ситуацией и не понимал, что после разрыва уханьского Гоминьдана с КПК в июле 1927 г. отношениям с уханьским правительством практически пришёл конец, а значит, и военные специалисты доживали последние дни в Китае.

Такая же участь ждала и советско-китайские отношения на Юге и в Центре Китая. Ничем иным, как элементарным непониманием ситуации, нельзя было объяснить запросы Сухорукова в Центр готовиться ли ему к переезду в Нанкин «…с национальным правительством или туда будет послан специальный резидент». Более того, Сухоруков поставил вопрос об оказании содействия выезду его жены в Китай. Жена в итоге приехала, и не одна, а с трёхлетним сыном.

В сентябре у Сухорукова, наконец, наступило прозрение, и он приступил к ликвидации старой агентурной сети как совершенно непригодной для работы в новых условиях. Относились ли завербованные Сухоруковым агенты к старой сети, сказать трудно. За истекший месяц Сухорукову, как это следовало из его докладов, удалось привлечь к сотрудничеству нового хорошего вербовщика, завербовать агента в ЦК Гоминьдана для работы в Нанкине. Агент был снабжён кодом и должен был направлять информацию в Ханькоу. Была предпринята попытка завербовать начальника Оперативного отдела Военного совета. Сухорукову пришлось ослушаться Блюхера и посылать информационные телеграммы в Москву без его предварительного просмотра.

К 20 сентября 1927 г. Китай покинули последние ответственные представители Москвы – В. К. Блюхер и В. В. Ломинадзе. К тому времени на Родину уже вернулись военные советники при штабах соединений и частей армии уханьского правительства. Часть из них связала в дальнейшем свою жизнь с военной разведкой: В. М. Акимов[197], И. Г. Герман, В. Е. Горев, И. Я. Зенек, И. И. Зильберт, И. К. Мамаев, Ф. Г. Мацейлик, В. Н. Панюков[198], М. Ф. Сахновская[199], Д. А. Угер[200].

В конце сентября в Ханькоу упорно циркулировали слухи о том, что китайские власти предполагают ликвидировать консульство, сотрудников арестовать и выслать во Владивосток. Так как высылка из Китая должна была коснуться всей советской колонии, то Сухоруков на случай своего отъезда решил оставить конспиративную квартиру и резидента-китайца, который должен был присылать информацию в Шанхай тайнописью.

Опасения по поводу закрытия советского генконсульства в Ханькоу не подтвердились. Тем временем Центральный комитет китайской компартии переехал в Шанхай, и Сухорукову по согласованию с Центром была поручена связь с оставшимися членами ЦК. Одновременно он взял на себя обязанности консультанта по военным вопросам.

После восстания в Кантоне (11–13 декабря 1927 г.) в генконсульстве в Ханькоу оставалось несколько сотрудников с семьями, в том числе и В. Т. Сухоруков (всего 10–12 человек). В ночь на 27 декабря Сухоруков получил телеграмму из Владивостока, сообщавшую о перехваченном приказе ханькоуским военным властям разгромить «этой же ночью» генеральное консульство СССР в Ханькоу и арестовать сотрудников консульства. Телеграмма из Владивостока позволила заблаговременно уничтожить все оставшиеся документы и материалы. Сухоруков дал указание радистам привести аппаратуру в полную негодность.

Дальнейшие события, со слов самого Сухорукова, развивались следующим образом. Весь советский коллектив с семьями размещался в трёх небольших двухэтажных зданиях, окружённых двухметровым кирпичным забором. Около полуночи китайские солдаты проникли на территорию консульства. В подъезд дома, где жил Сухоруков, ворвалось не менее взвода солдат, однако взламывать двери в квартиру они не решились, а разместились на лестничной площадке, ожидая рассвета.

Около 8 часов утра солдаты начали бить прикладами винтовок в дверь, сопровождая удары