Читать книгу - "От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - Ян Эмильевич Пробштейн"

газовой горелкой. Мы ехали сквозь поля артишоков. Женщины, пахнущие аммонием, садились в автобус. Ноги, делайте то, что должны. О грамматическом анализе имен. Темно-коричневые плавучие дома, прибитые к берегу отливом, – люди зависают на крышах, играют на дóбро, на варгане, на двенадцатиструнной гитаре – только для того, чтобы снова поплыть, когда закат отразится в воде Ричардсон-бей. Проза подобна саду. Какая-то желтая жижа жарится на воке: бобы, паприка, тофу, пророщенная фасоль. Нормальный дискурс. Опиши всё это в зеленом блокноте. Завеса власти. Телевидение пятидесятых. Решительный отказ воспроизводить скучную рутину стиха. Чешуйницы, колорадские жуки. Друг забыл ее сандалии. Мы остановились, чтобы выпить горячего шоколада со взбитыми сливками и обсудить сицилианскую защиту. Пропахшие полотенца. Тенор-сакс – это оружие. История о линолеуме. Центральная библиотека серела гирей в белесом дожде. Узел – это еще не канат. Мне не хватает сине-серых цветов осени западного побережья. Ночь на пляже, костры освещают поселения песчаных мошек. Подзаголовки рассеивают внимание. Ты просыпаешься от качания волн, испытывая новый прилив внимания каждый день. Упомяни о сексе, о плоде, сладостях, городах, книгах. Светящиеся линии. Пусть капают свечи, воткнутые в старые пустые бутылки вина. Часы говорят с нами своим тик-тик. Молодая медсестра в синих солнечных очках посредством едва заметного перераспределения веса, смещения гравитационного центра движется впереди высокого темнокожего студента, по-восточному хрупкого, чтобы раньше него погрузиться в автобус, прежде чем все сиденья будут заняты. Туалетные привычки доктора Уильямса. Есть ли у копья форма? Утренняя сирена, предупреждающая о тумане. Проснувшись, но пребывая в кровати, я слушаю, как проезжают машины, хлопают двери, пролетают птицы, играют дети – всё это первые звуки дня. Суррогатная информация. Если долго чесаться, можно покрыться коростой. Шум воды в трубах. Картонная коробка, набитая свитерами, наверху книжного шкафа символизирует Дом. Порванные шнурки. Бедлингтоны изначально были выведены для того, чтобы охотиться на крыс в угольных шахтах, потом их стали разводить для представлений. Кофеиновые анжамбманы нервной системы. Внимание– это всё. Небо, наполненное вертолетами. Он знал, как держать плуг, пахать. Поскольку накопление неосознанно, мы ходим кругами, постепенно становимся тяжелее, толще, медлительнее, пока наконец не отказываемся, не сбрасываем шляпы, пальто, перчатки, пиджаки, рубашки, галстуки, галоши, ботинки, запонки, пояса и т. п. Дождливый день в середине июня, влажность куда выше, чем в любой другой месяц. Как можно надеяться на то, чтобы понять прозу. Гамелан – это вовсе не просто. Очень хочется чихнуть, но рот забит бананом. Звучат «Modal rounders». Между телевизором и кроватью была обитая металлом доска, на который водружены опустошенные наполовину бутылки пива. Последовательность объектов, явившихся ему силуэтов, по-видимому, такова: караван феллахов, цирк, верблюды, тянущие повозки с тиграми в клетках, отделанные бахромой коляски, ручные страусы в смешных шляпах – все они медленно перемещаются вправо к исчезающей линии горизонта, обозначенной пальмовым деревом. Я хотел рассказать тебе сказки корпии. Металлический шлак. Неспособность прочесть книгу, сколько бы времени на это ни отводилось, сколько бы ни увиливал, только под угрозой. В способности начертить прямую вертикальную линию скрыта власть. Философы не только постулируют. Это было тогда, когда мой нос начал шелушиться. Давай залезай. Посмотри на эту комнату, наполненную сочными детьми в инкубаторах. Точки перемещения. Высокий бокал темного портвейна. Из-за теней, бросаемых домами, земля остается сырой и холодной. Скользкое гоготанье послов. Мы съели их всех.

Вращается дверь. Пятнышки крови. Песня сборщиков мусора под окном моей спальни. Семена инжира. Как я узнаю, что совершил ошибку? Бытие в настоящем. Мыло. Почти сложившаяся дружба перед тем, как он умер, оставив ей привкус незаконченного дела. Полная мусора баржа рядом с мостом. Я дернул за шнурок, чтобы вытащить пробку из слива. Японец-администратор в красном спортивном плаще, красных штанах, белых ботинках. Эти сельские парни бычат, короче, их типа называют Быками. Пульсация в запястье или сгиб колена. Мы миновали три пролета лестницы, чтобы достичь двери, затем двумя этажами выше и через черный ход, старые доски, поддерживающие кушетку и кресло-качалку, чтобы смотреть на город с этой огромной высоты, благодаря которой небо обретает объем и тяжесть, дымка, вклинивающаяся между крышами, но видно по-прежнему ясно – Большая Медведица. Понятия подразумевают области их употребления. Массовое убийство меридиана. Науки о земле. Гобелен изображает массовую поимку кроликов. Пар, изливающийся из канализационных решеток, коридор пожарных выходов, грузовых доков, мусорных баков. Способный сидеть на стуле часами, тихо, наблюдая за ее сном. Их первая цель была в том, чтобы отделить рабочих от средств производства. Процесс обозначений, соединение посредством музыки. Поспешишь людей насмешишь. Он был похож на Ли Освальда. Речь без слов и слова без речи. Хлопни ладонями. Пена для бритья. Рисунок, изображающий балийского духа, проглотившего собственное лицо. Солнце поднялось незамеченным за словно бы вылепленными облаками, воздух, остающийся влажным среди эвкалиптов, возрастал или поднимался над мормонским храмом или греческой церковью. Новая арка шире, она спускается не так круто. Портрет лучшего работника автозавода № 7. Фонтаны финансового квартала бьют струей пресной воды на сильном ветру. Воспроизводя на бумаге эту строфу сотню раз,

каждый раз записывая ее новой ручкой, наблюдая, как ширина чернильной линии смещает весомость и интенцию референции, сумерки означивания, от действия к действию. Лунки на моих ногтях растут день за днем. Каждое утро я вижу эту девушку в синем спортивном костюме с четырьмя собачками, которые словно бы подталкивают ее. В дальней комнате я слышу музыку и стук молотка. Асимметрия присуща любому лицу. Серые облака, они придают небу весомость. Бинт, обмотавший лодыжку в несколько слоев. Флаг, изображающий медведя, водруженный на молле из черного мрамора. Округлость – это идеал, воплощенный в ноздрях. Белая кастрюля с супом из сушеного гороха стоит на столе. Холодно. Информация о скоростном транспорте. Двери открыты, слышны шаги, звук открываемых кранов, просыпающихся людей. Эти занавески, напоминающие занавески над кухонной раковиной. Проснувшийся там бездомный, испытывающий голод, пристально всматривающийся в центы и пятицентовики, покоящиеся на дне фонтана. Как поднимается пятка, и лодыжка сгибается, чтобы передвинуть тело с одной ступеньки на другую. Первая вещь, которую нужно сделать снаружи, – купить кому-нибудь еды на завтрак. Меловая пыль. Записывать что-то на корточках у проволочного забора, складывая слова в последовательности, анализирующие движение стула к центру комнаты с целью замены лампочки. Хочется кофе. Закури сигарету, потому что в этом случае всегда приходит автобус. Крекеры в форме животных. Юноша с длинными ресницами. Тенор-сакс – это игрушка. Скатай свою мысль в шарик. Посмотри на ее руку, есть ли на ней кольцо, на ее тонкие длинные пальцы. В конце надеваю обувь и затем встаю – одетым. Снег всегда запоминается, если видишь его в первый раз. Нежный удар соксом