Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

чувством опустошенности. Эта ситуация очень похожа на ситуацию, когда человек пытается превратить случайно возникшую и весьма нестабильную привязанность в романтическое партнерство; ведь неразумно ожидать, что партнер (который не является одним из ваших родителей) сможет постоянно обеспечивать вам ощущение безопасности, спокойствия и счастья. И когда оказывается, что партнер обеспечить все это не в состоянии (что вполне естественно и неизбежно), тот, у кого имелись ожидания на этот счет, начинает чувствовать себя уязвленным и напуганным. А это, в свою очередь, может привести к попыткам контроля посредством принуждения и даже к враждебности. Именно в этот момент партнер зачастую принимает решение уйти, а это воспринимается как предательство и порождает гнев, враждебность, а иногда и насилие. Материалы исследований показывают, что когда люди пытаются разорвать отношения с партнерами, пытающимися их контролировать, они именно в момент ухода подвергаются наибольшему риску. Так что если я была права в оценке того, что произошло между Лидией и доктором Дабл-ю, то преследования психотерапевта начались именно после того, как доктор со всей определенностью сказал, что их совместная работа закончилась.

Схожие мотивы нередко отмечались и в ситуациях, когда мужчины избивали своих подруг, решивших их покинуть [70], хотя в подобных случаях поведение того, кто прибегает к насилию, обусловлено еще и отсталыми представлениями, согласно которым в семье женщины и дети являются чем-то вроде собственности мужчины. Подобные представления занимают центральное место в концепции «токсичной мужественности» и включают в себя убежденность некоторых представителей так называемого сильного пола, которую можно выразить фразой: «мне никто не смеет говорить “нет”». Недавним вопиющим примером такого отношения может служить история с австралийским профессиональным игроком в регби Роуэном Бакстером, который сначала угрожал своей жене, которая жила отдельно от него, а также их детям, а потом принялся их преследовать. В какой-то момент он облил машину, в которой они находились, бензином и поджег, а потом принялся отгонять людей, которые хотели погасить пламя. Затем он достал нож и, находясь рядом с женой и детьми, погибавшими страшной смертью, нанес себе смертельные ранения. Это кажется невероятным, но я совершенно уверена, что такие действия, с точки зрения самого Бакстера, были совершенно логичными: это были «его» жена и дети, а значит, если он не мог жить без них, значит, и они не должны были жить без него. Существует не только концепция «токсичной мужественности», но и «токсичной женственности», но в контексте насильственных действий первая несет в себе гораздо большие риски, чем вторая.

Психологические объяснения хаотичных и зачастую плохо предсказуемых последствий нестабильных детских привязанностей вовсе не являются оправданием насильственных действий независимо от того, кто их совершает, – мужчины или женщины. Но они важны и заслуживают пристального внимания, если мы хотим понять мотивы, которыми руководствуются преступники, совершающие насильственные действия, и создать стратегию управления возможными рисками и вмешательства в происходящее, если оно необходимо. Как я уже отмечала, я все больше убеждаюсь в том, что значение, смысл противоправного поведения легче понять, если смотреть на него сквозь призму ранних детских привязанностей. Это вдвойне справедливо в случаях, когда речь идет о преступлениях, так или иначе связанных с сексуальным влечением и любовью. В последние годы эта связь исследовалась особенно тщательно в применении к навязчивому преследованию со стороны женщин [71].

Лидия явно придумала историю о том, что доктор Дабл-ю ее изнасиловал, чтобы компенсировать чувства боли и обиды, вызванные тем, что он не ответил ей взаимностью: «Раз мне так плохо, я скажу, что он надо мной надругался, пусть его накажут». Готовясь к следующему сеансу с Лидией, я еще раз внимательно прочитала заключения психиатров, написанные во время судебного процесса и во многом базировавшиеся на заметках доктора Дабл-ю. Из них мне стало ясно, что после смерти отца Лидию стали беспокоить воспоминания времен ее подросткового прошлого, и она призналась доктору Дабл-ю в том, что отец когда-то ее изнасиловал. Она никогда прежде никому не говорила об этом, и лишь повторяющиеся ночные кошмары заставили ее раскрыть доктору Дабл-ю эту тайну. Вполне возможно, что эти болезненные воспоминания о преступлении, совершенном отцом, которого Лидия очень любила, и рассказ о случившемся психотерапевту вызвали у женщины эмоциональную путаницу, в результате которой доктор Дабл-ю как бы занял в сознании Лидии место ее отца.

* * *

Когда Лидия пришла на следующий сеанс, я стала выяснять, что она помнит об отношениях в своей семье. Мне нравится использовать самые обычные, стандартные вопросы о детстве. Но едва я начала задавать их Лидии, она нахмурилась:

– А какое это имеет отношение к делу?

Я объяснила (мне нередко приходилось давать подобные пояснения и другим пациентам), что ранний жизненный опыт и эмоции влияют на поведение и отношения с другими людьми во взрослой жизни. И, следовательно, чтобы помочь людям в текущий момент времени, важно понять, что происходило с ними в прошлом. Лидия понимающе кивнула, но вид у нее при этом, как мне показалось, по-прежнему оставался немного озабоченным. Я заметила, что на этот раз она пришла на встречу с довольно большим кожаным чемоданчиком, а не с изящной сумочкой, как прежде. Она без всяких комментариев поставила его на пол рядом со своим стулом. Я же решила не спрашивать у нее, что находится внутри, а прежде всего заняться неотложными делами.

Начала я с нескольких общих вопросов, касающихся детства Лидии: где она родилась, что представляла собой ее семья, где они с родителями жили. Отвечала Лидия коротко, пожалуй, даже слишком. Она единственный ребенок в семье, воспитывавшие ее родители, мать-домохозяйка и отец, который работал юристом, были уже в возрасте. Выросла Лидия в небольшом провинциальном английском городке, в школе училась хорошо, в профессиональном плане пошла по стопам отца, специализировалась на правае собственности и контрактном праве. Я попросила Лидию описать ее отношения с отцом пятью словами – первыми, которые приходили ей в голову при воспоминаниях о нем, с приведением соответствующих примеров. Например, я, говоря о своем отце, могла с полным основанием назвать его «любящим» и рассказать, как он приходил встречать меня после уроков игры на фортепьяно, чтобы мне не пришлось возвращаться домой одной в темноте, и как я, увидев его, бросалась бегом в его раскрытые объятия.

Лидию мой вопрос поставил в тупик, и мы в течение нескольких минут сидели в полном молчании. Впрочем, это не было чем-то необычным. Перед Лидией была поставлена новая для нее задача, которая требовала обдумывания. До этого момента она была так словоохотлива, что, как мне казалось, пауза будет недолгой. Однако молчание продолжалось и становилось все более гнетущим. Взглянув в