Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

зачастую пополняют ряды бездомных. По этой причине многие просто боятся покидать тюремные камеры. Одна женщина-заключенная, с которой я как-то беседовала, в течение многих лет то выходила на свободу, то снова попадала в тюрьму за всевозможные мелкие правонарушения. Помнится, она сказала: «Тюрьма – это лучшее место, где мне когда-либо доводилось жить». Лидия же с воодушевлением говорила о том, как она предвкушает момент возвращения домой, а затем добавила, что, обустроившись в своей квартире, может быть, заведет кота. По ее словам, она «просто обожала животных», и в тюрьме ей их очень не хватало. До того, как с ней случилась «неприятность», Лидия была адвокатом, но кто-то надоумил ее, что первое время после освобождения она сможет зарабатывать выгулом собак – до тех пор, пока ее жизнь не войдет в нормальную колею.

– Я так мечтаю о том, как буду каждый день гулять в парке, – проворковала она. – Просто не могу этого дождаться.

Я кивнула – то, что она говорила, звучало очень разумно. Лишь в самом конце нашей встречи между нами возникло некоторое напряжение. Это произошло, когда я поинтересовалась, встречалась ли Лидия когда-нибудь в прошлом с психиатром, таким как я. Я полагала, что знаю, какой услышу ответ, учитывая, что при подготовке встречи мне удалось переговорить с Джейн, куратором Лидии. Джейн сказала, что я застала ее в сложный момент, и мы с ней немного посмеялись – ведь вся ее работа была весьма непростой. Разыскивая в компьютере файл о Лидии, она обнаружила, что система временно вышла из строя, и посоветовала мне попробовать обратиться в тюремную администрацию. Как я уже упоминала в других главах, подобная процедурная волокита давно уже стала для меня привычной. Несмотря на все достижения технического прогресса, которые вошли в нашу жизнь за время моей карьеры, начавшейся тогда, когда использовались картонные папки, картотеки и документы и заметки, написанные от руки, отсутствие централизации в криминалистической психиатрии и правоохранительной системе продолжают оставаться серьезной проблемой.

Джейн припомнила, что в ходе судебного процесса по делу Лидии обвинение вроде бы представляло какие-то отчеты психиатров, в которых подсудимая характеризовалась как весьма враждебно настроенная и зацикленная на своей жертве. Более того, один из экспертов даже предположил, что она может страдать паранойей. Впрочем, возможно, я ошибалась или что-то просто не так поняла, поскольку Лидия совершенно уверенно и с полной определенностью утверждала: она никогда в жизни не была на приеме у психиатра. «В этом не было необходимости!» – заявила она. Возможно, она солгала мне, а может, сама почему-то верила в то, что это правда. Или же психиатр осматривал ее в ходе судебного процесса, но она решила, что это не в счет. Теперь в ее спокойном тоне читался вызов, и мне показалось, что я уловила появление какой-то напряженности в ее позе. Что ж, моя работа состояла не в том, чтобы спорить с Лидией. Вместо этого я спросила, что для нее означает встреча со мной и не представляла ли она для нее проблему.

– Вовсе нет, доктор Эдсхед. Как раз наоборот. Ведь это для моего же блага, верно? И мой куратор, Джейн, тоже рекомендовала мне встретиться с вами. Должна сказать, пребывание здесь вызывало у меня серьезный стресс, и поначалу даже возникали мысли о суициде – уверена, вам об этом докладывали. Но теперь, слава Небесам, я смогу отправиться домой! Это даст мне возможность начать все сначала. Снова на старт, так сказать. Жизнь с чистого листа – кажется, так принято говорить.

Это был позитивный, практически идеальный ответ на мой вопрос. Я была искренне озадачена: негативные эмоции, всплеск которых я наблюдала несколько секунд тому назад, исчезли без следа. Я решила, что вернусь к вопросу об общении с психиатром позднее. Мне в первую очередь хотелось установить с Лидией некий контакт, чтобы во время нашей следующей встречи мы уже были друг для друга, так сказать, психологически узнаваемыми. Мы с Лидией попрощались, и за ней пришел охранник, чтобы отвести ее обратно в камеру. Я же надела свое тяжелое пальто. Выходя из комнаты, Лидия, подняв ладонь, в знак прощания слегка пошевелила пальцами и дружеским тоном мелодично произнесла, почти пропела:

– Ну, пока!

Я же с ее уходом почувствовала облегчение и вдруг осознала, что в течение последних минут находилась в сильном напряжении. Чем, интересно, это можно было объяснить?

* * *

До сих пор эта женщина совершенно не соответствовала общим представлениям о тех, кто способен кого-то упорно преследовать. Но, как мы уже видели, даже в рамках одной категории правонарушителей, совершивших преступления, так или иначе связанные с насилием, можно встретить разные типы людей. Термин «упорное и навязчивое преследование» когда-то ассоциировался с охотой и браконьерством и лишь относительно недавно начал использоваться для обозначения определенной разновидности преступлений, которую стали фиксировать тоже не так давно. Впервые в этом новом смысле его употребили СМИ в 80-х годах XX века – в отношении случаев нашумевших жутких убийств, в которых оказались замешаны поклонники некоторых «звезд» Голливуда. В результате Калифорния стала первым американским штатом, где были приняты специальные законы против тех, кто прибегал к назойливому преследованию. Большинство других штатов последовали этому примеру в течение следующих пяти лет. Еще до того, как это произошло, несанкционированное наблюдение и другие действия досаждающего характера трактовались американской юстицией как преступные домогательства, но при этом не учитывались в случаях, когда речь шла о преднамеренном убийстве или попытках такого убийства (наиболее нашумевшими случаями такого рода стали покушения на Рональда Рейгана и Джона Леннона). После того как в законодательную базу штата Калифорния были внесены соответствующие изменения, пресса стала использовать термин «преступные домогательства» преимущественно в тех случаях, когда речь шла о знаменитостях женского пола, нередко под сенсационными заголовками вроде «Посмотрите, кто подвергается преследованиям», которые сопровождались фотографиями красивых женщин, имеющих испуганный и загнанный вид. Подобные истории, в которых женщины представлялись в качестве жертв домогательств и преследований, издавна вызывали возмущение среди мужской аудитории; в результате репортажи о действиях «преследователей знаменитостей» в известном смысле опошляли и превращали в нечто тривиальное опыт жертв подобных преступлений. У людей нередко возникало представление, будто преследование «звезд» их поклонниками и поклонницами есть не что иное, как неизбежная цена славы и даже своеобразная форма публичного восхваления.

В отличие от США, в Британии не стали торопиться с уголовной трактовкой подобных правонарушений, и навязчивые преследования стали разновидностью преступления только в 2012 году. До того, как это произошло, тех, кто совершал подобные правонарушения (включая Лидию), обвиняли в преступных домогательствах в соответствии со статьями, появившимися в законодательстве еще в середине 90-х годов XX века. Наша система юстиции традиционно предпочитала по возможности не вмешиваться