Читать книгу - "Королева скандала - Джилл Пол"

и совершенствовали, особенно во времена Георгов Третьего и Четвертого, в начале девятнадцатого века. Многое из того, что мы видим сейчас, было сделано при них.

Уоллис уже была у входа внутрь.

— Не копайтесь там, вы двое, — прокричала она. — Ваш король ждет.

Войдя внутрь, Мэри онемела от окружившего ее великолепия. Бесконечные коридоры и невероятно высокие потолки, украшенные резьбой по дереву, купались в позолоте. Вдоль стен висели огромные портреты, написанные маслом, а под ногами расстилался роскошный ковер. Лакей отворил дверь, пропуская их в приемную таких немыслимых размеров, что в ней свободно поместилась бы вся манхэттенская квартира Мэри. С потолка свисали хрустальные в золоте люстры, а мебель казалась бесценной.

Король стоял у окна в дальнем конце и кивнул им, подзывая подойти ближе.

— Пакостная погода, — сказал он. — А я надеялся взять собак на прогулку. Может, позже распогодится.

Уоллис поспешила к нему и, поцеловав в щеку, взяла под руку и что-то зашептала на ухо. Эрнест поклонился, а Мэри сделала реверанс.

— Добро пожаловать, — произнес король. — Я ряд, что вы смогли приехать. Жить здесь одному чересчур просторно. Уоллис предположила, что вам будет интересно посмотреть коллекцию живописи.

— Да, в самом деле, ваше величество, — отозвался Эрнест.

— Вы любите живопись, миссис Раффрей? — обратился король к Мэри.

— Да, очень даже, — ответила она, украдкой бросив взгляд на Эрнеста и быстро ему улыбнувшись, вспомнив их вылазки в художественные галереи прошлым летом.

Принесли аперитивы, и они расселись напротив гигантского камина. Мэри продолжала разглядывать обстановку и гадать, когда прибудут остальные гости. И только когда они прошли в просторнейшую столовую и сели за один край стола, она поняла, что будут только они вчетвером. Это было очень странно.

Мэри ужасно смущалась, разговаривая с королем, но Уоллис поддерживала беседу, не боясь касаться даже весьма противоречивых вопросов.

— Я слышала, международный комитет наконец одумался и Олимпийские игры все-таки разрешили проводить в Берлине, — задала она тему. — Было бы полнейшим безумием запрещать проведение на этом этапе, поскольку ни один другой город уже не успеет создать необходимую инфраструктуру. Я уверена, что немцы отлично справятся с организацией.

— Да, их можно ставить в пример, когда дело касается планирования и строительства, — согласился король. — Герр Гитлер знает, как заставить рабочих работать и сделать так, чтобы все шло наилучшим образом.

Эрнест откашлялся.

— Я полагаю, разногласия возникли из-за того, что исключили спортсменов еврейской национальности, — произнес он. — И, как я понимаю, Рейх пошел на уступки, но я буду крайне удивлен, если в сборной Германии есть евреи. Не самое лучшее время, чтобы быть евреем в этой стране.

— Они имеют право восстановить равновесие в составе своего населения, — возразил король. — Соотношение еврейских граждан и арийцев уже почти не поддается контролю. И Гитлер хотя бы дает еврейским гражданам право уехать в те страны, где их примут.

Мэри читала критику суровой политики Гитлера в американских газетах и рискнула высказаться:

— Мне кажется, это достаточно жестоко, что еврейские семьи вынуждены бросать свои дома и имущество. Даже самые богатые могут забрать с собой совсем немного.

— Фон Риббентроп уверяет нас, что политика строгая, но справедливая, — сказала Уоллис. — Правда ведь, милый? — Она улыбнулась королю.

Мэри не поверила своим ушам, что она называет его «милым» в присутствии Эрнеста. Может, оговорилась? И когда это политические взгляды Уоллис стали такими суровыми? Возможно, это чье-то влияние. Может быть, Риббентропа?

Эрнест сосредоточил все внимание на тарелке с супом, и разговор пошел дальше.

После обеда король подал знак одному из ожидавших слуг, и тот принес, перекинув через руку, рулон ткани.

— Подарок для вас, миссис Раффрей, — сказал король.

Мэри уставилась на ткань, онемев от неожиданности. Шерстяная ткань прекрасного качества с рисунком ярких оттенков фиолетового, теплого розового и абрикосового цветов была очень мягкой на ощупь.

— О боже мой… — начала говорить Мэри.

— Она привезена из Индии. Я подумал, что этот материал еще больше подчеркнет ваш эффектный цвет волос. Уоллис подсказывает мне, что ее портниха может сшить вам из него наряд любого фасона.

— Ваше величество, я крайне польщена, — пролепетала Мэри. — Это невероятно щедро с вашей стороны.

— Вовсе нет, — улыбнулся король, довольный реакцией. — Каждый друг Уоллис также и мой друг. А теперь кто желает пройти в проекционный зал посмотреть «Гранд Нэшнл»?

Ежегодные скачки на лошадях прошли неделей раньше, но у короля они были записаны на пленку со звуком, чтобы его гости тоже смогли увидеть это событие. Их проводили по коридору, а потом вверх по лестнице в комнату с бархатными креслами, установленными в четыре ряда перед экраном. Мэри завороженно смотрела, как слуга взял бобину с пленкой, вставил ее в проектор и заправил, намотав конец на вторую бобину. Послышался треск, а потом на экране появилось изображение рывками двигавшихся лошадей и их тренеров, переминавшихся возле барьера на старте.

Король комментировал происходящее, объяснял стратегии всадников, описывал степень сложности каждого барьера и вкратце рассказал биографию жокея, ставшего фаворитом забега, Фульке Уол-вина.

— Любитель, я вам скажу… Бывший военный из девятого уланского полка. Вы посмотрите, как финишировал! На двенадцать корпусов раньше. Надо было ставить деньги на него. Ставки десять к одному.

— Денег у тебя и без того хватает, милый. — Уоллис погладила его по руке.

Мэри посмотрела на Эрнеста, но тот не шелохнулся.

После просмотра скачек король спросил, не желают ли они полюбоваться картинами.

— У нас есть Рембрандт, Рубенс, ван Дейк, Гейнсборо… — Он повернулся к Мэри. — Какую живопись вы предпочитаете, миссис Раффрей?

Она мимоходом широко улыбнулась Эрнесту.

— Я поклонница современного американского искусства, но мне также нравится и портретная живопись. Эти портреты Рембрандта, на которые смотришь — и кажется, что герой вот-вот сойдет с полотна и заговорит с тобой, — они безупречны.

Король пошел рядом с Мэри, Уоллис держалась по другую сторону, а Эрнест двигался позади.

— В таком случае я должен показать вам портрет матери Рембрандта. Я уверен, что вам понравится.

Уоллис возразила:

— Дэвид, может, пусть лучше Эрнест с Мэри побродят вдвоем, чем мы будем устраивать им официальную экскурсию. Я тебе гарантирую, они абсолютно благонадежны.

Щеки Мэри залились краской: если бы только она знала!..

Уоллис улыбнулась ей:

— Ты ведь не собиралась улизнуть с Рембрандтом подмышкой, правда?

— Я об этом подумала, — пошутила Мэри, — но потом заметила тех стражей с ружьями у парадной двери.

— С нами все будет в порядке, — перебил ее Эрнест. — Не смеем вас задерживать.

Когда они остались одни, Мэри вздохнула с облегчением. Их четверку было сложно описать словами. Уоллис постоянно изображала веселость, Эрнест был молчалив и сердит, король, казалось, не