Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский"

Сибирской (т. е. Западно-Сибирской добровольческой) армией был в то время генерал-лейтенант А. Н. Пепеляев, младший брат В. Н. Пепеляева, с которым М. К. не раз встречался в Петрограде (в объединении сибирских «областников» или редакции «Вольной Сибири»). Впрочем, можно с уверенностью предположить, что генерал Пепеляев не стал заниматься судьбой университетского преподавателя. Стремительное развитие событий в Томске и Томской губернии (18 декабря 1919 г. была восстановлена советская власть, а 20 декабря в город вошла Красная армия) привело к тому, что вопрос разрешился как бы сам собой. И уже 2 января 1920 г. совет Института исследования Сибири слушает и удовлетворяет заявление и. о. заведующего Библиографическим бюро Азадовского «об отказе от предоставления ему отпуска по вступлении в исполнение своих обязанностей»[73].

Смена власти в Томске сопровождалась арестами и карательными действиями в отношении противников советской власти. Одним из первых, еще в декабре, был арестован А. В. Адрианов (расстрелян 20 марта).

Выше приводились свидетельства, позволяющие сделать вывод о личном знакомстве М. К. с Адриановым; да и трудно представить себе, что за время своего пребывания в Томске М. К. не завязал знакомства с этим крупным сибирским просветителем и ученым-этнографом.

Итак, М. К. провел в Сибири более года при колчаковской диктатуре. Каким было его отношение к событиям того времени и Верховному правителю? Думается, что двойственным. Сочувствуя, по-видимому, антибольшевистским целям Белого движения, он не мог в то же время поддерживать политическую и военную программу Колчака – для этого он был слишком «социалистом» и «демократом». Во всяком случае, позиция М. К. в 1919 г. видится нам весьма неопределенной.

Освещая в «Жизнеописании» 1938 г. томский период своей жизни, М. К. писал:

Колчаковищина быстро рассеяла всякие мои мнимо-демократические иллюзии, и уже в скором времени я оказался среди тех групп беспартийной интеллигенции, которые с нетерпением ждали возвращения Советской власти. Отрицательное мое отношение к колчаковскому режиму было широко известно в Университете, и вскоре я подвергся обыску колчаковских властей, и только счастливая случайность спасла меня от ареста, хотя никакой политической работы в Томске я совершенно не вел[74].

Сегодня не так уже важно, до какой степени искренни и правдивы слова М. К. о «нетерпеливом ожидании» Советов и его «отрицательном отношении» к колчаковскому режиму. Ясно, что в конце 1930‑х гг. он и не мог написать ничего другого. Интересно, однако, упоминание об «обыске», которому он якобы подвергался. Этот факт не подтверждается ни одним документом (из числа нам известных). Исходя, однако, из «презумпции невиновности» (мы не можем назвать ни одного случая, когда М. К. сообщал о себе недостоверные сведения), следует полагать, что «обыск» действительно имел место.

Основная деятельность Библиографического бюро при Институте исследования Сибири под руководством М. К. приходится на последние недели 1919 г. и весь 1920‑й. Одновременно с просмотром доступных в Томске изданий и составлением карточек М. К. завершает начатый еще в Петрограде «Обзор библиографии Сибири»[75]; эта работа публикуется под грифом «Труды Общества этнографии, истории и археологии при Томском университете» (с уточнением «Выпуск первый»[76]). Издание протекало, как сказано в предисловии, «в тяжелых условиях» и стало возможным благодаря «исключительной любезности» В. Г. Маркова, «профессора Парижского университета»[77], с помощью которого удалось «побороть целый ряд технических затруднений»[78]. Книга вышла весной 1920 г.[79] Первый и, по сути, единственный отклик, принадлежащий Н. В. Здобнову, появится через три года. «…Несмотря на неполноту и другие недочеты, – резюмировал рецензент, – „Обзор“ является желанным и ценным вкладом как в сибирскую библиографическую литературу, так и вообще в русскую местную библиографию…»[80] Упрек в неполноте был, увы, справедлив: в своей рецензии Здобнов указывает 24 позиции, пропущенные М. К., а спустя пять лет, в письме к П. К. Казаринову от 27 апреля 1928 г., сообщает, что у него «уже имеется свыше 300 дополнений к „Обзору“»[81]. (Немалое количество уточнений и дополнений в виде выписок и карточек, вложенных в книгу, или записей на ее полях и чистых листах, содержит и рабочий экземпляр М. К., сохранившийся в семейной библиотеке.)

На рубеже 1919–1920 гг. к работе Библиографического бюро ненадолго подключается С. И. Руденко, прибывший в Томск из уральского Миасса по приглашению Института исследования Сибири. Вскоре он отправляется в организованную институтом научную экспедицию в Минусинский край; в дальнейшем же (в 1921–1922 гг.) читает в университете курс общей этнографии и ведет практические занятия[82]. Он часто пересекается с М. К. (в рамках общей работы в институте и университете), однако сведений об их личных отношениях в томский период не сохранилось; создается впечатление, что жизнь разъединила бывших соавторов.

Продолжая в 1919/20 учебном году свою научно-библиографическую работу, М. К. успешно сочетает ее с преподаванием истории русской словесности, руководством Тургеневским семинарием[83] и одновременно – студенческим Сибирским научным кружком (возникшем при Томском университете еще в 1908 г.). К 1918 г. его структура вполне определилась: работали три секции (археологическая, естественнонаучная и библиографическая); имелась библиотека, намечалось издание «Известий». В течение 1918/19 учебного года М. К. осуществляет общее руководство кружком и, кроме того, библиографической секцией[84]. Нет сомнений, что ему удалось, как и в петроградском Коммерческом училище, заразить своих питомцев пафосом «родиноведения», о чем свидетельствует сохранившееся к нему письмо членов кружка от 12 февраля 1920 г.:

Многоуважаемый Марк Константинович!

Правление «Сиб<ирского> кружка» сегодня на своем заседании 12 февраля имело рассмотреть Ваше заявление об отказе от общего руководительства «Сиб<ирским> Науч<ным> Кружком».

Члены правления, считаясь с Вашим мотивом как с фактом, совершенно не разрешающим Вам уделять нам время для общих собраний, а также и давать нам направление в наших общих работах и управлении, выражают свое глубочайшее сожаление о Вашем отказе быть общим руководителем Кружка.

Марк Константинович! Но мы твердо надеемся, что в наших дальнейших секционных работах в лице Вас мы найдем себе прежнего руководителя, всегда готового идти навстречу нашим интересам, нас, спаянных общей идеей изучения Сибири.

Председатель: Тат<ьяна> Сенченко

Секретарь: М<ария> Бородкина (63–29).

Таким образом, весной 1920 г. М. К. уже не мог по болезни принимать участия в деятельности кружка и секции «Сибирская библиография», «работа которой должна была быть продолжением известного труда В. Межова „Сибирская библиография“»[85]. Но, даже отказавшись от руководства Сибирским научным кружком (вскоре его также назовут «потанинским»)[86], М. К. тем не менее продолжал направлять его деятельность. Он принял, например, участие в организации при кружке краткосрочных Курсов родиноведения