Читать книгу - "Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - Дарюс Сталюнас"

из самых ярых противниц социализма». Кроме того, латыши боролись с лояльными по отношению к империи немцами, а литовцы – с враждебно настроенными по отношению к империи поляками, которые не только доказали свою нелояльность в прошлом, восстав против российских властей, но остаются враждебно настроены и сейчас, готовясь в будущей войне поддерживать Австро-Венгрию[1091]. Важно и то, что у литовцев, окруженных поляками и русскими, нет никаких возможностей добиться политической независимости и они «не могут не сознавать, что русская государственность является для них надежнейшей охраной от полонизации». Подводя итоги, большинство утверждало, что «русификация литовцев представила бы значительнейшие трудности и несомненно внесла бы раздражение в массы этого населения», поэтому правительство «не должно ставить препятствий к развитию литовского национального движения и не имеет оснований для отрицательного отношения к его руководителям только за участие их в названном движении»[1092].

На основании мнения большинства участников совещания в плане мер, разработанных в апреле 1914 года участвовавшими в работе совещания высокопоставленными чиновниками, появилось несколько пунктов, которые можно интерпретировать как намерение поддержать литовцев: государственные учреждения должны были способствовать тому, чтобы и самогитским (тельшевским), и виленским католическими епископами стали литовцы, чтобы в капитулах увеличилось число лиц непольской национальности, чтобы для католических духовных семинарий были установлены процентные нормы в соответствии с национальностями и чтобы литовцам была предоставлена возможность занимать второстепенные должности на государственной службе[1093]. Идея поддержки кандидатуры литовца на пост виленского епископа не была новой. Она обсуждалась в бюрократических кругах в 1907 году, когда от должности был отстранен Э. Ропп, но премьер-министр и министр внутренних дел П. А. Столыпин, принимая во внимание небольшой процент литовцев в Виленской епархии и пожелания Святого престола, искал подходящую кандидатуру среди польских священников, священника-литовца предполагалось назначить на пост епископа-суффрагана[1094]. Местные и центральные власти с конца XIX века внимательно следили за польско-литовскими конфликтами в католической церкви из-за языка дополнительного богослужения, они постоянно получали жалобы прихожан-литовцев, связанные с назначением священников в приходы (в славянские приходы назначали священников-литовцев, а в литовские – священников-поляков). В большинстве своем чиновники стремились гарантировать спокойствие, а наиболее легким способом добиться спокойствия представлялось ведение дополнительного католического богослужения на родном для большинства прихожан языке, в приходах со смешанным населением – на языках не только большинства, но и меньшинства. Достаточно часто в рапортах чиновников можно отметить симпатию по отношению к литовцам. В 1912 году ковенский губернатор П. В. Веревкин не раз сообщал центральным властям о том, что в Ковенской губернии наблюдается отрицательная тенденция – увеличивается количество дополнительного богослужения на польском языке, что можно объяснить «стремлением поляков к ополячению литовского крестьянства»[1095]. Постоянное обращение чиновников различных рангов к иерархам католической церкви с вопросами о языке дополнительного богослужения, конечно, представляло собой определенное давление, однако, как уже отмечалось, в первую очередь власти были озабочены тем, чтобы не допустить полонизации литовцев и белорусов, а не созданием каких-либо исключительных условий для литовцев.

В контексте рассмотренного выше отношения властей к сложившейся ситуации в католической церкви пункты разработанного совещанием 1914 года плана поддержки литовцев, конечно, выглядят как исключительное событие, но при этом данными о каких-либо дальнейших шагах реализации разработанных мер я не располагаю. Часть намеченных мер могла быть осуществлена только с согласия Святого престола, и у российских властей вряд ли были иллюзии по поводу быстрого достижения успеха. Кроме того, часть высокопоставленных чиновников опасалась роста популярности социалистических идей и стремления литовцев к автономии Литвы[1096], что тоже предполагало осторожность в решении литовских проблем.

* * *

Подводя итоги, можно сказать, что российские власти в последние десятилетия существования империи стремились к достижению различных целей национальной политики в отношении поляков, литовцев и белорусов-католиков Северо-Западного края, причем эти цели претерпели изменения.

В течение очень непродолжительного периода (1905–1906) часть правящей элиты империи в надежде на рост лояльности польского населения пыталась применить на практике национальную политику по «польскому вопросу», предполагавшую минимизацию дискриминации поляков, однако после революции вновь доминируют элементы националистической национальной политики и важнейшей целью имперских властей вновь становится защита литовцев и «русских» от польского влияния, сопровождающаяся пониманием невозможности интеграции поляков.

Большинство царских чиновников было уверено, что лояльность белорусов может быть обеспечена только посредством строгих мер культурной гомогенизации, несмотря на то что режим, бывший наполовину конституционным, серьезно осложнял действия чиновников. Кроме того, усилившаяся централизация и сокращение роли местных властей (прежде всего – генерал-губернатора) не способствовали оперативности и действенности национальной политики. Поэтому, несмотря на стремление имперских властей к ассимиляции или аккультурации белорусов (в зависимости от того, какой маркер национальности был наиболее значимым: если конфессия, то в отношении белорусов-католиков можно говорить только об аккультурации, если язык – то проводимую политику можно определить как ассимиляторскую, пусть и непоследовательную, поскольку на белорусском языке публиковались периодические и другие издания), было сложно проводить такую политику последовательно.

После 1905 года ни один чиновник больше не рассматривал возможности «обрусения» литовцев (в смысле ассимиляции или аккультурации), однако единого мнения о политике в отношении этой группы населения среди высокопоставленных чиновников также не было. Часть чиновников, например П. В. Веревкин, предлагали поддерживать культурную деятельность литовцев и в рамках своей компетенции отчасти проводили такую политику, однако достаточно большое число чиновников, в том числе и сменивший П. В. Веревкина на посту ковенского губернатора Н. Д. Грязев, придерживалось противоположных взглядов, считая всех нерусских, в том числе и литовцев, «натуральными врагами русской государственности» и предлагая, например, максимально подавлять деятельность национальных общественных организаций.

Более прозорливые чиновники считали, что все предлагавшиеся направления национальной политики были несвободны от недостатков. Руководство Департамента духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел в середине 1913 года констатировало: «‹…› действительно, в случае, если бы министерство предоставило литовцев в их борьбе с поляками их собственным силам и, кроме того, стало бы применять к ним те же меры, какие принимаются по отношению к полякам, какого взгляда придерживается ковенский губернатор, то литовцы, увидев себя в одинаковом положении с поляками, естественно соединились бы с последними дабы общими силами добиваться улучшения своего положения», однако и другая тактика национальной политики неидеальна: «‹…› Департамент, оказывая литовцам известную поддержку, в то же время вполне сознает, что ожидать с их стороны полной солидарности с Правительством не приходится»[1097].

Итак, сторонники националистической национальной политики в Северо-Западном крае даже не пытались обеспечить лояльность нерусского населения в отношении Российской империи, отдавая предпочтение защите интересов русского населения. При этом количество элементов имперской национальной политики после подавления революции 1905 года становилось все меньше, кроме того, адепты этого направления политики признавали, что и этот подход