Читать книгу - "Артистка - Владимир Моисеевич Гурвич"

захотела ею быть. Зачем же себя мучить. Теперь тебе понятны мои мотивы?

— Теперь, мама, понятны. — В голосе дочери я не услышала большой уверенности.

— Я думаю, Анжела, пока этого объяснения достаточно. Если захочешь, мы в любой момент можем возобновить этот разговор.

— Да, мама. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Анжела!

Дочь ушла из комнаты, а я перевела дух. У меня было такое чувство, что я только что сдавала экзамен.

52

Утром на студию меня снова повез Илья. Он то и дело посматривал на меня, словно перевозил какой-то редкий музейный экспонат.

— Марта, у тебя есть еще время передумать.

— Не упрашивай, Илья, а то соглашусь.

— Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься?

— Тебе же известно, Илья, меньше знаешь, лучше спишь. А если серьезно, я тебе благодарна, что согласился оплатить мой штраф. Я тебе до копеечки отдам, только не могу сейчас сказать, когда.

— Марта, давай договоримся, ты мне ничего не должна. Считай эти деньги компенсацией за то, что я был плохим отцом, очень мало тебе помогал.

— Это уже прошлые дела, Илья.

— И это дело скоро станет прошлым. — Внезапно мой бывший муж рассмеялся. — Корсику будет тяжело пережить твой уход. Он не привык к отказам. Представляю, как он станет беситься.

— Всегда кто-то бывает первым.

— Кто бы спорил, только не думал, что этим человеком будешь ты. А с другой стороны, именно ты и должна быть им. — Некоторое время Илья молчал. — Скажи, а что ты намерена дальше делать? Я так понимаю, в театре у тебя дела плохи.

— Плохи, — подтвердила я. — Что стану делать, не представляю.

— Хорошо, что есть кому позаботиться об Анжеле, — покачал головой Илья. — Знаешь, странное у меня ощущение, я впервые в жизни чувствую себя отцом.

— И как? — Я с интересом и даже с некоторым волнением ждала ответа.

— Еще до конца не понимаю, но что-то в этом определенно есть.

Я не стала говорить Илье, что почувствовать себя отцом, когда ребенку уже семнадцать лет, это несколько поздновато. И уж совсем не то, что пережить эти ощущения в момент его рождения и дальнейшей заботы и воспитания.

Я вошла в кабинет Корсика. По выражению его лица я поняла, что он ждал меня.

Я не собиралась долго разговаривать с ним, намеревалась уведомить его, что разрываю контракт и выслушать его условия. Но когда я увидела режиссера, внутри меня словно бы замкнулись электрические контакты, высекая при этом обильные искры.

— А, пришла, — протянул он с какой-то странной интонацией. — Что скажешь?

— Я пришла разорвать наш контракт. Я долго думала и поняла, что не хочу сниматься в этом фильме.

Я увидела, что мои слова повергли Корсика в изумление. Он явно ожидал услышать от меня другой текст. Причем, понять, какой именно, было совсем не трудно.

— Ты не хочешь сниматься? Да, знаешь, сколько желающих оказаться на твоем месте.

— Могу предположить.

— К тому же мы уже сняли материал.

— Всего пять небольших сцен. Переснять их не займет много времени.

— А тебе известно, что согласно договору ты должна заплатить большую неустойку?

— Известно. Я готова заплатить хоть сегодня.

Я видела, что он исчерпал свои аргументы, искал новые, но не мог найти. При этом с каждой секундной его глаза становились все более злыми.

— Чего ты добиваешься? — вдруг спросил он. — Понимаешь, от чего отказываешься, дура.

— Возможно, я, в самом деле, дура, но это в данном случае ничего не меняет. Чтобы вы и дальше стали меня продвигать, я должна ублажать вашу плоть. А я это делать не собираюсь. Я сплю только с теми, кого люблю, кого желаю, а к вам я не испытываю никаких чувств. Вы, наверное, удивитесь, но за всю жизнь у меня было всего двое мужчин. Ровно столько, скольких я любила.

Я видела, что информация о количестве моих мужчин вызвало у него недоверие. С его точки зрения такого просто не могло быть, потому что не могло быть никогда. Вот если бы я сказала, что у меня было пятьдесят партнеров, он бы поверил сразу и безоговорочно.

— Я тебе не верю, ты просто прикидываешься невинной овечкой, — даже не сказал, а прошипел он.

— А я и не ставлю цель вызвать у вас доверие к своим словам, — пожала я плечами. — Просто для меня имеет смысл только то, что я делаю с любовью. Играю ли на сцене, снимаюсь ли в фильме или сплю с мужчиной. Если я не чувствую глубинную связь с тем делом или с тем человеком, с которым вступаю связь, мне становится тяжело этим заниматься. Я ощущаю себя несчастной. А ни с вами, ни с вашим сериалом я такого соединения не чувствую. Хочу перед вами извиниться, я ошиблась, когда приняла ваше предложение. Теперь исправляю ошибку. Уверяю, актриса, что заменит меня, сыграет эту роль лучше.

— Уж в этом несколько не сомневайся. Не хотел тебе говорить, чтобы не огорчать, но ты плохая актриса. Даже не актриса, а так, актриска. Я взял тебя исключительно по просьбе твоего мужа.

— Илья — мой бывший муж, — напомнила я.

— А ведь какие перспективы перед тобой открывались.

— Константин Алексеевич, вы только что сказали, что я плохая актриса, даже актриска. Или если уступлю вашим домогательством, талант уже не имеет значения?

Эти слова очень не понравились моему собеседнику. Его лицо аж перекосило, как при инсульте.

— Правильно поступил Илья, что бросил тебя. Я бы тоже это сделал.

— Да, я никудышная жена, — согласилась я. — Правда, одна вырастила дочь, но это не берется во внимание. У вас другие приоритеты. — Я положила перед ним листок бумаги.

— Что это? — спросил он.

— Мое заявление о разрыве контракта. Подписывайте и закончим наш разговор.

Какое-то время Корсик не просто молчал, а, словно статуя пребывал в неподвижности. Затем резко чиркнул по бумаге ручкой.

— Иди в бухгалтерию. И чтобы сегодня оплатили бы неустойку. И знай, ни у одного приличного режиссера ты сниматься не будешь. Я об этом позабочусь.

Я кивнула головой, соглашаясь со всеми его требованиями. Несмотря на иронию с моей стороны, не скажу, что этот разговор дался мне просто. Все то время, что он продолжался, я ощущала напряжение. А вот теперь оно спало.

53

Я шла по улице, о которой уже ни раз упоминала в своем повествовании. Она была застроена однотипными домами, но сейчас мне казалась самой прекрасной в мире авеню. Я была вся переполнена невыразимой легкостью бытия Ничего на меня не давило ни снаружи, ни