Читать книгу - "На встречу дня - Ежи Вавжак"

class="p1">Гжегож не хочет признаться даже самому себе, с каким беспокойством и тревогой ожидает каждого ее приезда. Всякий раз, когда он идет на станцию встречать Кристину, ему начинает казаться, что это последний ее приезд. Мысль эта болью отдается в сердце, та, казалось бы, прочная и надежная нить взаимопонимания, давно и накрепко их связавшая, ему представлялась чем-то большим, чем просто опора, благодаря которой он сумеет выстоять в N. Она была для него единственным и необходимым условием устроить наконец свою жизнь в близкой ему среде в этом городе, вынужденный отъезд из которого отнюдь не был бы разумным решением. Ему пришлось бы тогда все начинать с начала, с нуля.

Гжегож, торопясь, идет по дорожке через сквер. Огромный пологий холм посреди поселка с лысинами голой земли, окруженными коротко подстриженной травой, сбегает перед ним вниз. Отсюда уже видны красные кирпичные дома. Это рабочие общежития. Солнце сейчас за спиной. Рубашка прилипла к телу. Из боковой улочки выползает трамвай — кремово-красная коробка, плотно набитая людьми. Гжегож переходит на другую сторону к дому, на котором виднеется длинная желтая вывеска:

ДОМ МОЛОДОГО МЕТАЛЛУРГА

Кристина стоит в глубине холла, спиной к выходу.

Она рассматривает цветные репродукции, какие-то пейзажи, в металлических рамках, длинным рядом развешанные на стене. Кажется, ее заинтересовала какая-то деталь на одной из картин, она чуть склонила голову набок. Возле ее ног лежит плотно набитая клетчатая дорожная сумка. Гжегожу хочется тихонечко подкрасться сзади и осторожно обнять ее за плечи, но он чувствует на себе внимательный взгляд дежурной и не решается. Наклоняется к зарешеченному окошку.

— Невеста приехала, — безразличным тоном сообщает бесцветная, серая толстая женщина в таком же сером, как ее лицо и волосы, фартуке.

— Да, — неохотно откликается Гжегож, — а вы, как всегда, не разрешили ей подняться наверх... Понимаю, понимаю, — правила, — и он берет ключ.

Кристина какое-то время уже наблюдает за ним. Ее огромные светлые и такие теплые глаза смеются. Она делает шаг навстречу, ей хочется подбежать к нему, закинуть руки ему на шею, но Гжегож опережает ее, вытягивая вперед руки заученным движением.

— Подожди, — говорит он, — я мигом.

Он не хочет подходить к ней в таком виде, чувствуя, как рубашка на спине прилипла к телу, лицо лоснится от пота, а руки влажные и грязные. Он неприятен даже сам себе. А потому он только показывает ей свой костюм, ботинки, почти белые от доломитовой пыли, и тут же направляется к лестнице. Он не чувствует больше усталости, ноги сами его несут.

«Он выглядит еще хуже, — думает Кристина, принимаясь опять разглядывать цветные репродукции, чтобы хоть чем-то заполнить вынужденное ожидание. — Просто ужасно. Словно его пропустили через соковыжималку. Эта работа выматывает его и в конце концов совершенно доконает. Так оно и будет, если он меня не послушает. У него вид землекопа, а не инженера. Это у него-то! Ведь он даже обмундирование на военных сборах и то носил не как все, а с шиком. До чего его довели!»

Всякий раз, как она думает об этом, ее охватывает скрытое негодование. Нет, не из-за его минутной слабости, на которую он, Гжегож, имеет право и которую она понимает и разделяет. Речь идет не только о его работе, а скорее о его упрямстве, непонятном, бессмысленном, об этой его привязанности к комбинату «Страдом».

Он приехал в N. как молодой специалист на стажировку, которая должна была продлиться семнадцать месяцев. И ни днем больше. Это вынужденное «изгнание» на завод, избранный не только по распределению, призвано было открыть ему путь в Катовицах, где он легко мог получить работу на металлургическом комбинате и где — что и было главным — у нее родной дом, который она ни за какие блага не собиралась бросать. Вот отсюда-то с некоторых пор в их дружном союзе и стали все чаще появляться диссонирующие нотки, особенно когда к концу стажировки он начал поговаривать о том, что останется в N. А в своем последнем письме он прямо так и написал, что решил остаться здесь насовсем. И это именно в момент, когда вожделенное свидетельство об окончании лежало у него уже в кармане и он был свободен. А главное, они могли бы наконец жить под одной крышей, и кончились бы все эти бестолковые поездки и письма, письма, все более холодные, с белыми пятнами недомолвок, которыми они обменивались скорее по привычке, а не по велению сердца.

Раздражение Кристины имеет свои основания, она чуть ли не во всех деталях знает историю его недолгой работы на этом металлургическом комбинате. Она знает, как его здесь приняли и какие трудности приходилось ему на каждом шагу преодолевать. Она хорошо помнит его растерянность и даже что-то похожее на ненависть, когда он говорил о людях, определявших его судьбу, и горечь, когда речь заходила о товарищах по работе.

Откуда же этот поворот? Что на него повлияло? Неужели произошло такое, чего она еще не знает? Она безуспешно пыталась подавить в себе это беспокойство, поскорее задушить его в зародыше, хотя прекрасно знает, что Гжегож Гурный принадлежит к тому типу людей, от которых всего можно ожидать: и хорошего и плохого, ясных логичных решений и непостижимых чудачеств, неизвестно из чего вытекающих.

Кристина подходит к окошечку дежурной. Она должна что-то сделать, это томительное ожидание больше ей невмоготу.

— Значит, вы меня не пропустите? — Она не спрашивает, а с подчеркнуто негодующей интонацией в голосе утверждает. — И правильно, — вызывающе добавляет она, хотя эта старая, скромная женщина совершенно ничего не понимает. — Иначе все моральные устои мира были бы подорваны в своей основе. А вдруг мы там поцелуемся или — о ужас! — ляжем в постель... Я ведь очень похожа на одну из таких, не так ли?

— Нет. — Женщина из-за окошка чуть улыбается вполне приветливо. Вероятно, она начинает что-то понимать или просто у нее совсем не воинственное настроение. — Вы совсем не похожи на такую, детка, но что я могу сделать: правила. Каждый должен уважать свою работу. А у меня, слава богу, работа неплохая.

— А я вот такая и есть, — говорит Кристина уже не злым, а капризным тоном и отворачивается от окна.

Спокойная реакция женщины ее раздражает, она предпочла бы услышать сейчас резкие, а никак не миролюбивые слова.

«Я, собственно, затем сюда и приехала, — мысленно говорит она себе, теряя свойственную ей рассудительность, — чтобы