Читать книгу - "Жизнь лишь одна - Вера Кушнир"

этого блюда или перед ним. И все эти символы служили напоминанием о пережитом Израилем в Египте, включая ночь поспешного и чудесного избавления и перехода через солёные воды Чермного Моря.

Причина, почему евреи сегодня не едят пасхального ягнёнка, как когда-то в Египте, а имеют на столе его символ: голенную косточку, кроется в данном во Второзаконии 16:2, 5 и 6 повелении: “И закалай Пасху Господу, Богу твоему, из мелкого и крупного скота на месте, которое изберет Господь, чтобы пребывало там имя Его. Не можешь ты закалать Пасху в котором-нибудь из жилищ твоих, которые Господь, Бог твой, даст тебе; Но только на том месте, которое изберет Господь, Бог твой, чтобы пребывало там имя Его, закалай Пасху вечером, при захождении солнца, в то самое время, в которое ты вышел из Египта”.

Поэтому голенная косточка — это только напоминание, символ Пасхального Агнца. Также яйцо — символ “Корбан Хагига” — обычного праздничного приношения, приносить которое вне Святилища тоже было запрещено Богом.

Эти два мемориальных символа служат только напоминанием и не едятся, как всё другое.

Во время “Седера” (Пасхальной вечери) Леон должен был задать своему отцу четыре вопроса. Хотя обычно еврейским детям не разрешалось задавать вопросы, делая это по предписанию в книге Исход 12:26-27: “Когда скажут вам дети ваши: “Что это за служение?”, Скажите: “Это пасхальная жертва Господу, Который прошёл мимо домов сынов Израилевых в Египте, когда поражал Египтян, и домы наши избавил”. В ответ на эти четыре вопроса, касающиеся всего праздника Пасхи и связанных с ним процедур, отец читал историю о чудесном избавлении Израильского народа и его исходе из страны рабства, Египта.

Леону было бы приятно услыхать всю историю из Слова Божьего в двух-трёх стихах, но раввины предписали рассказывать её с большими подробностями, что было весьма утомительно для маленького мальчика, который был к тому времени голодным и сонным. Но выхода не было, и ему приходилось выслушивать всё до конца, пока маме, наконец, разрешали подавать праздничный ужин.

Одна процедура пасхального вечера всегда пугала Леона. В определённый момент вечери отец вдруг открывал двери, и все поворачивали головы в ожидании появления пророка Илии, для которого в центре праздничного стола был приготовлен бокал вина.34Это была самая многозначительная и торжественная часть Пасхального ужина. Будучи ребёнком, Леон не вполне понимал всего значения этого необыкновенного вечера, но с течением времени эти вещи стали яснее, и он начал видеть, что все символы Пасхального ужина, а особенно последний, в конце, когда открывались двери для пророка Илии, указывали на пришествие Избавителя Израиля — Мессии.

Во все последующие годы, пока мальчик рос и мужал, он помнил слова отца о том, что это особенная ночь: “Это — ночь бдения Господу за изведение их из земли Египетской; эта самая ночь — бдение Господу у всех сынов Израилевых в роды их” (Исход 12:42).

Чувствуя важность этого торжественного обычая, Леон дорожил еврейской традицией, согласно которой по сей день в определённый момент пасхального ужина все ожидают появления Илии, вечноживущего пророка, предвестника Мессии. По сей день принято в честь него наполнять вином специальный кубок — кубок Илии, украшенный резьбой, изображающей разные сцены его жизни, как например, случай, когда он воскресил сына вдовы (3 Царств 17:22), бесстрашно обличил царя Ахава (3 Царств 18:17 и далее) и несколько других. Предание предписывает также, что пока бокал наполнен, двери открываются без страха (не это ли ночь ожидания Господа?), чтобы впустить пророка искупления.

Страх перед крестом

Всё это, и ещё гораздо больше того, сохранялось глубоко в сердце Леона и стало ясным только годы спустя, а пока этот еврейский малыш рос в постоянном страхе перед крестом. Он избегал всяких контактов с христианами. Так называемые “христиане” в окружении Леона не влияли на него положительно и ничем не привлекали к себе. Как правило, живущие вокруг Леона неевреи были враждебно настроены против евреев.

Нееврейские мальчики при встречах толкали и пихали еврейских детей. Из выходящего на улицу окна родительского дома Леон видел огромное распятие, которое для него было символом страха и трепета. В воскресные и праздничные дни, когда крестьяне из окрестных деревень приходили в город, они сперва собирались вокруг распятия на перекрёстке, кланяясь и молясь перед ним нараспев, и горе было тому еврею, который попадался им под ноги в такое время.

Не раз бывало, что по дороге домой из школы Леону приходилось терпеть нападки кого-нибудь из молящихся у распятия. После нескольких таких нападений, он шёл, наконец, со своим горем к родителям, но всегда получал один и тот же ответ: “Дитя, мы ничего не можем сделать. Мы евреи в изгнании и находимся в руках необрезанных. Язычники всегда преследовали евреев, потому что мы другие и верим в живого Бога”. И тогда родители начинали рассказывать Леону о крестоносцах, гонениях и мученичестве, и о диких легендах и неправдах о евреях, распространяемых повсюду, вроде того, что “на свою Пасху евреи примешивают в мацу кровь христиан” или “ловят нееврейских детей для жертвоприношений”. В результате этих злостных слухов многие евреи гибли в погромах именно во время праздника христианской Пасхи.

Сердечко Леона ныло от страха и боли от этих рассказов, потому что он знал, что пасхальный хлеб приготовлялся со щепетильной заботой именно о чистоте ингредиентов теста. Он знал о том, каким строгим был закон в отношении употребления в пищу любого вида крови (Левит 7:26-37 и 17:10-14). Когда он спросил: “За что другие народы так преследуют евреев?”, он так и не получил исчерпывающего ответа, но его предупредили, чтобы он держался подальше от распятия у дороги и от христиан.

Детская шалость

Уроки, которым Леон был так прилежно посвящён, были утомительными.

Будучи мальчиком живым и подвижным, он ощущал потребность хотя бы в малой доле свободы. Монотонность сидения в душном классе иногда удручала его. Слишком мало было времени для того, чтобы “подышать свободно”, — говорили мальчики, соученики Леона. Праздники тоже не были похожи на каникулы. Богослужения в синагоге с монотонными, нараспев, длинными молитвами требовали много времени. Единственным, что доставляло удовольствие, была праздничная пища, приготовленная ласковыми руками матери Леона и принимаемая в тесном семейном кругу.

Но между едой и долгими службами в синагоге по субботам были ещё другие религиозные праздники и занятия, вроде заучивания наизусть Псалмов, изучение “Пирке Абот” (афоризмов отцов), книги “Песни Песней” в Библии и обязательное, частое посещение родственников.

Однажды что-то случилось с учителем, и занятия прекратились на весь остаток дня. Вместе