Читать книгу - "Жизнь лишь одна - Вера Кушнир"

хлебе всегда было (и есть) вино, приготовленное из неперебродивших изюмин. Всем этим символам придаётся мистическое значение. Например, один субботний хлеб, “хала”, плетётся в одну косу из трёх полосок теста, но, испечённый, он составляет один хлеб.

Существовал обычай приглашать к субботнему столу странников и бедных, не могущих провести праздник субботы со своими семьями.

Первой церемонией в пятницу с закатом солнца было благословение чаши, “Киддуш”, в котором вспоминается последний акт творения и установления субботы и читалось место Писания из Бытия 2:1-3. Это повторялось мужским составом семьи за каждой едой с поднятием бокала с вином.

После традиционного омовения рук отец поднимал хлебы и благодарил Бога. Затем простой хлеб, приготовленный для еды на ужин, разделялся между членами семьи. Во время еды пелись песни хвалы и воспоминания Иерусалима и Царя Мессии. Приглашённые гости делились своими переживаниями, придавая веселие общему празднованию субботы.

Каждое принятие пищи в субботу освящалось пением “Аткеину Саидата”, представляющим Бога в трёх ипостасях: за первой трапезой, как “Аткина Кадиша”, — “Ветхого днями” (как говорится о Боге в книге Даниила 7:13), за второй, как “Заир Анпин” — “Славу Шекина” — видимую манифестацию Бога, и за третьей трапезой пелась песнь хвалы имени “Ка-хал Тапучин” или “Мелха ха-Машиах” (Царю Мессии).

Третье, последнее, принятие пищи в субботу, так называемое “Шлоа Сеуда”, заканчивалось церемонией “Хавдала” (разделение), потому что после этой еды наступало разделение святой субботы с остальными днями недели. Этому раввины тоже придавали особое мистическое значение, которое строго соблюдалось в семье Леона. Оно было связано с разделением пищи с группой касты, к которой принадлежал отец Леона.

Представители этой группы приносили продукты со своих семейных столов, разделяли пищу друг с другом и слушали рассказы раввинов. Будучи священником, отец Леона тоже произносил речи за этими трапезами. После такой общей трапезы скатерть убиралась со стола и кубок наполнялся до краёв вином для выражения благодарности Богу за обильные благословения словами из Псалма 22:5: “Чаша моя преисполнена”. Стоя с поднятым бокалом в руке, отец Леона произносил слова из Исайи 12:2: “Вот, Бог — спасение мое: уповаю на Него, и не боюсь; ибо Господь — сила моя, и пение мое — Господь; и Он был мне во спасение”. Это благословение произносилось при зажжённой свече, что само по себе тоже имело мистическое значение:

Эта свеча была сплетена из трёх разноцветных полосок парафина: синей, красной и белой. При горении три цвета сливались в один. Маленький Леон чувствовал себя польщённым, когда ему разрешали держать зажжённую свечу “Хавдала”, и ему было приятно смотреть на то, как три цвета сливались в одно яркое пламя.

Как мы уже сказали выше, третье пение за последней субботней трапезой было посвящено Царю Мессии — “Давид Мелха ха-Машиах” и тоже носило мистический характер. Затем отец пел торжественно в минорном тоне гимн “Бене Ха-хло”: “Находящиеся во внутреннем дворе и желающие увидать ‘Заир Анпин’ (Шекина Славу), смотрите на эти символы, как на явление лика Царя”. После этого все пели ещё один гимн, на этот раз в честь пророка Илии, с вопросом к нему: “Скоро ли придёт к нам Мессия, Сын Давидов?” Друзья собирались до полуночи, чтобы попрощаться с “царицей-Субботой” и с “Нешама Етера” — лишней душой. Эти мистики верят, что Бог посылает Своим верным на время субботы добавочную душу для соблюдения этого дня предписанным образом.

Суккот

Другим приятным временем в праздничном цикле семи еврейских праздников было соблюдение праздника Кущей. В согласии с постановлением в книге Левит 23:42-45, каждый еврей должен был построить себе шалаш для проведения в нём одной недели. Делалось это в память о странствовании Израильтян по пустыне после их избавления из Египта.

Леон охотно присоединялся к отцу и ел в шалаше с большим удовольствием, чем в доме. Шалаш был красиво украшен и служил приятной переменой в обычной обстановке. Последний день этого праздника посвящался прославлению закона — “Симхат Тора” — и был действительно радостным днём для стариков и молодых. Старики радовались, что могли весь год отмечать субботы и читать отрывки из Закона, а когда заканчивалось чтение последнего отрывка, они могли свернуть свиток обратно к началу, к книге Бытия, чтобы потом снова начинать читать святой Закон.

Праздник был всегда с торжественным шествием в синагоги, где свитки Закона вынимались из ковчегов и неслись над толпою у всех на виду. Все присутствующие, от мала до велика, считали честью нести свиток Торы, а маленькие мальчики несли хоругви и транспаранты с горящими свечами на древках. Молитвы произносились нараспев, буквально разыгрывая сцену, когда царь Давид принёс ковчег завета домой (1 Паралипоменон 16:28-29) и танцевал от радости перед ним. Как резко отличался этот праздник от предыдущих — серьёзных и торжественных — Нового Года и Дня Искупления, — сопровождавшихся плачем и постом без всякой гарантии достижения желанных результатов.

Пасха

Более всех других праздников Леон любил Пасхальную неделю, полную радостного волнения, когда всё в доме переворачивалось вверх дном для тщательной уборки и церемониального омовения. К 14-му числу месяца Нисана весь дом нужно было очистить от присутствия даже самых мелких крошек квасного хлеба, после чего в течение семи дней в доме мог оставаться только пресный хлеб (Исход 12:19-20).

Для этого праздника вся семья должна была надевать новую одежду и обувь, и всё в доме, включая пищу и посуду, было необычным. Из тщательно отобранной пшеничной муки, только на воде и без соли, евреи пекли пресный хлеб “мацот” (мацу). Пшеница для этой муки от дня её уборки с полей и через весь процесс помола охранялась от всяких примесей. Даже вода для теста должна быть родниковой и тоже тщательно охранялась от всяких загрязнений. Всякая, даже микроскопическая, примесь осквернила бы чистоту этого продукта. Эти “мацот” пеклись в специальных печах или пекарнях, где обычно пекли сдобный хлеб, но только после очищения этих печей раскалённым докрасна огнём.

Отец был одет в белоснежную одежду, и на голове у него была вышитая или бархатная ярмулка. На столе перед ним стояла трёхэтажная тарелка с тремя лепёшками пресной мацы, испечённой мужчинами из секты “Хасидим”, строго соблюдавшим все приготовления. Эти, так называемые, “Мацот Шмура” покрывали чистыми салфетками и клали на специальные пасхальные тарелки.

На отдельное специальное блюдо клались другие пять символов: баранья косточка, крутое яйцо, горькие травы (хрен), петрушка и харозет — смесь из крошенного миндаля и других орехов с вином, чтобы было похоже на мокрую глину. Мисочка с солёной водой ставилась в центре