Читать книгу - "Закат и упадок средневековой Сицилии: политика, религия и экономика в царствование Федериго III, 1296–1337 гг. - Клиффорд Бэкман"

возникало такого желания. Сицилийцы, фигурирующие в записях 1282–1337 годов, — скорее потребители, чем продавцы, люди, ищущие или избавляющиеся от домашней прислуги, но не вовлеченные в крупномасштабную работорговлю.

Крах государств крестоносцев в Леванте (Акко пал всего за пять лет до коронации Федериго), протекторат, установленный над Тунисом, и растущее господство пизанских и венецианских купцов в Египте, означали потерю важнейших источников новых рабов-мусульман. Рабы-мусульмане, левантийского или африканского происхождения, долгое время составляли большинство невольников, привозимых на рынки Сицилии. Поскольку коренное мусульманское население острова на протяжении XIII и XIV веков неуклонно сокращалось, большое количество новых невольников могло быть доставлено на рынок только путем завоеваний на Востоке[518]. Захват острова Джерба стал единственным успехом Сицилии в борьбе с международным исламом, следовательно, сокращение предложения оказало ожидаемое влияние на всю работорговлю[519]. Однако Сицилия добилась успеха в другом регионе — Греции. Поставки греков-невольников из Латинской Романии после 1305 года во многом восполнили потребность в слугах-мусульманах, но в процессе, как мы увидим, они глубоко, хотя и непреднамеренно, изменили характер практики в отношении рабов. Второй визит Арнольда де Вилановы на Сицилию в 1309 году пришелся на пик его интереса к греческому христианству. Посольство монастыря с горы Афон, который в то время осаждала Каталонская компания, встретилось с Арнольдом в Марселе в 1308 году, когда монахи приехали на запад, чтобы попросить помощи в снятии осады у короля Хайме. Эта встреча вдохновила Арнольда на идею использовать растущее влияние Федериго в Греции как средство возвращения заблудших схизматиков-греков в лоно истинного, евангельского, христианства. Он организовал, а возможно, и лично подготовил перевод на греческий девяти своих эсхатологических трудов и отправил рукопись на Восток вместе с возвращающимися домой монахами[520]. Таким образом, когда Арнольд во второй раз прибыл в Мессину, он призвал правительство провести энергичную реформу законодательства о рабах, как в отношении рабов-мусульман, так и в особенности греков, которые в результате военных успехов Каталонской компании стали появляться на сицилийском невольничьем рынке во все большем количестве. Быстрой реакцией правительства на этот призыв стало издание в 1310 году законов Ordinationes generates. Но прежде чем рассматривать эти новые законы, необходимо обратить внимание на нормативную практику рабства.

Рабы, как правило, не использовались в сельском хозяйстве. Это давно стало нормой по всему Средиземноморью, но существовали и особые причины, по которым Сицилия избегала использования труда рабов в поле. Эти причины, как уже говорилось выше, были в основном структурными. В тех немногих местах, где все еще практиковался труд зависимых крестьян, рабы были ненужны[521]. Большая часть сельскохозяйственных рабочих привлекалась из близлежащих городов и деревень и получала жалованье вместо земельных наделов. Кроме того, годы войны до 1302 и после 1317 года настолько негативно повлияли на сельское хозяйство острова, что, несмотря на бегство людей из сел в города, во многих районах сохранялись избыточные резервы рабочей силы, что приводило к снижению зарплаты. Таким образом, привлечение рабов, приобретение которых требовало значительных капиталовложений, к работе на земле не было ни необходимым, ни финансово целесообразным.

Рабство оставалось в основном городским явлением, а рабы, будь то мусульмане или греки, женщины или мужчины, использовались либо для ведения домашнего хозяйства, либо как ремесленники. Общее представление об их задачах и относительном статусе можно получить при внимательном прочтении сохранившихся документов, поскольку в записях о рабах используется единая лексика для описания типов рабов. Для женщин, например, термин ancilla означал домашнюю прислугу или служанку, в то время как serva обычно выполняла рутинную работу в семейном предприятии или на кухне. Так, богатый купец из Мессины Николо Каппеллано в своем завещании от 1296 года указал, что ancilla Джованна будет заботиться о личных нуждах его вдовы в доме (который он завещал греческим монахам Сан-Джорджо) где она будет доживать свои дни[522]. Упоминания о ancillae чаще всего встречаются в подобных завещаниях, особенно в зажиточных семьях купцов и ремесленников, и отражают попытку умирающего мужа обеспечить жену, которую он оставляет; но они также часто встречаются в записях о покупках, сделанных непосредственно самими женами, либо когда их мужья были еще живы (чтобы приобрести необходимую помощь в ведении повседневного хозяйства), либо после их смерти[523]. Вдовство побуждало многих женщин приобретать прислугу, возможно, не только для помощи по хозяйству, но для простого общения. В таких случаях ancilla обычно приобреталась на средства, специально завещанные мужем для этой цели. Другие вдовы, нуждаясь в наличных деньгах, чтобы рассчитаться с долгами покойных мужей, вынуждены были продавать своих ancillae сразу же после смерти супругов. Так произошло с Маргаритой Риччи из Палермо, которой пришлось в июне 1308 года продать свою "чернокожую сарацинскую рабыню по имени Мисуда", чтобы покрыть непогашенный долг перед купцом из Мессины Филиппо Лацерто[524]. Иностранные купцы, проживавшие на Сицилии, которым требовались слуги, чтобы обеспечивать их во время деловых поездок, также владели домашней прислугой. Согласно нотариального реестра Бартоломео ди Сителла за 1307–1308 годы, купцы с Майорки, из Барселоны, Таррагоны, Генуи и Пизы покупали или продавали ancillae в Палермо для личного домашнего использования в течение девяти месяцев[525]. Более высокая цена за ancillae по сравнению с servae, и тот факт, что нигде в сохранившихся записях не фигурируют несовершеннолетние ancillae, в то время как servae фиксируются в возрасте до двух лет, еще больше наводит на мысль, что именно такое разделение труда существовало среди невольниц.

Прослеживаются различия и между рабами-мужчинами. Фундаментальное различие заключается в том, что рабы использовались для выполнения самых рутинных работ (возможно, в том числе полевых, но, скорее всего, для грубого труда, например, переноски тяжестей), и как подмастерья ремесленников. В некоторых записях рабы классифицируются как laboratores, а не servi (как, например, в записи Ламберто д'Ингорджиаторе о продаже его "рабочего-мусульманина по имени Якопо" палермцу Ринальдо Руджеро) в то время как другие тщательно идентифицируют некоторых рабов как обладателей физических недостатков (эпилепсия, наличие только одного глаза и т. д.), которые делали их полезными только для выполнения ограниченных задач. Такие работники вполне могли быть заняты на погрузке и разгрузке грузов в портах, где никакие особые качества, кроме физической силы, не имели значения[526].

Покупатели рабов для личного пользования интересовались широким спектром качеств своих слуг. Чаще всего в числе характеристик значилось, был ли раб (laborator или servus) психически больным, беглым, известным вором, пьяницей или, что особенно любопытно, мочащимся в постель[527]. Любой из этих пороков делал раба менее желанным для покупки, хотя и не обязательно непродаваемым. Одна запись из Сан-Филиппо д'Аджиро свидетельствует о покупке раба-мужчины у купца из Катании, несмотря на то, что раб "обладал всеми возможными пороками и слабостями", которых сицилийцы больше всего опасались[528].

Подавляющее большинство рабов, будь то женщины или мужчины, были мусульманами, а до завоеваний на Востоке лишь 5–10% рабов были греками. Евреев среди рабов, разумеется, не было, поскольку