Читать книгу - "Михаил Тухачевский. Портрет на фоне эпохи - Юлия Зораховна Кантор"

о кронштадтцах в Финляндии в первые месяцы взял на себя Американский Красный Крест, а правительство страны в срочном порядке выделило для организации работы изоляционных лагерей 250 000 марок Выборгской и 30 000 марок Миккельской губернии71. Перераспределение кронштадтских беженцев по лагерям началось еще в конце марта. В самом большом лагере у форта Ино, где, по данным газеты «Новая русская жизнь» от 27 марта, продолжали содержаться 3 597 интернированных, лишь 25 из 3 584 мужчин не принадлежали к военным (кроме них в лагерь попали 10 женщин и три ребенка)72. 1 700 кронштадтских беженцев содержались в бывших казармах в Койвисто (Бьёркё), 648 – в карантине в Терийоки, 168 человек власти отправили в Райвола (Рощино). Вскоре большую группу из Терийоки (ок. 470 человек) перевели в лагерь Туукала под Миккели73. Однако к лету 1921 года основным местом содержания кронштадтцев стал лагерь на острове Туркинсаари в Выборгском заливе, куда начиная с апреля перемещали участников восстания, не проявлявших желания вернуться на родину. На каждого заключенного было заведено личное дело, в котором указывались фамилия, место рождения, специальность, партийная принадлежность беженца74.

Имелись предположения об организации нового большого лагеря для интернированных во внутренней части страны. Такое намерение совпадало и с интересами советской стороны: Г.В. Чичерин предлагал Я.А. Берзину потребовать у финского руководства, наряду с выдачей конфискованного у мятежников оружия, также удаления кронштадтцев вглубь Финляндии76. Советской России вовсе не улыбалось иметь возможный «контрреволюционный очаг» на границе.

18 марта в Кронштадте и в войсках начал распространяться первый номер газеты «Красный Кронштадт», орган командования Южной группы войск. Он начинался словами: «Советская власть вернулась в Кронштадт. Слава ее доблестным защитникам! Горе изменникам и предателям!» И это не пустые слова… По официальным советским данным, 600 человек восставших было убито, около 1 000 ранено, 2 500 взято в плен и 6 000—8 000 ушло по льду в Финляндию. Потери штурмовавших войск составили 700 человек убитыми и 2 500 ранеными76-77.

19 марта на Якорной площади состоялся парад победителей, а 22-го в Георгиевском зале Зимнего дворца в Петрограде – митинг и гражданская панихида. Часть участников штурма похоронили на кладбище Александро-Невской лавры с воинскими почестями. На братской могиле поставили большую мраморную плиту с надписью: «Памяти жертв Кронштадтского мятежа». Тела некоторых погибших увезли в родные города и похоронили там78. С таянием льда возникла опасность заражения акватории Финского залива.

Петроград не оправдал надежд ни восставших, ни властей: он остался индифферентным. Политсводки 18–19 марта констатировали: «Ликвидация Кронштадтского мятежа в массе населения не произвела того впечатления, какого следовало бы ожидать. В большинстве случаев – это недоверчивость к свершившемуся факту, чаще всего слышатся возгласы, что не могли пехотные части взять морскую неприступную крепость. Тут что-то не то… Настроение среди рабочих хорошее. Обыватели ведут враждебную агитацию среди малосознательных рабочих, говоря о временном успехе и колоссальных потерях… недоверие падению Кронштадта. Тема дня – продовольствие, предстоящее распределение обуви»79.

Однако уже несколько дней спустя, благодаря снятию заградотрядов, распределению одежды и обуви и, конечно, массовой агитации на предприятиях, настроение как будто бы изменилось. Во всяком случае, ропщущих заставили замолчать: «Настроение рабочих сильно поднялось. Газеты разбирают нарасхват и читают с неподдельной радостью… все рады счастливому концу и с гордостью говорят о героизме красных курсантов»80.

А победители начали расправу над гарнизоном Кронштадта. Сам факт пребывания в крепости во время восстания считался преступлением. Еще не закончились бои по овладению Кронштадтом, как началась фильтрация задержанных. 18 марта К.Е. Ворошилов дал указание: «Немедленно усилить Особый отдел людьми, вполне годными для особоотдельской работы. Всех прибывающих арестованных из Кронштадта фильтровать самым тщательным образом, имея в виду, что сейчас уже наступил резкий перелом и подлые элементы не прочь укрыться под маской и коммунистов, и сочувствующих»81.

Советское руководство, расценив Кронштадтское восстание как серьезную угрозу «диктатуре пролетариата», приняло жесткие меры. После подавления восстания в Кронштадте начались аресты как активистов восстания, так и людей, не бравших в руки оружия. О том, как проходила фильтрация участников Кронштадтского восстания, рассказал очевидец Ю.А. Шпатель: «В хвосте штурмовавшей Кронштадт армии Тухачевского следовали вершители человеческих судеб: прокуроры и судьи ревтрибунала. Едва ступив на берег Котлина, они немедленно принялись за “работу”. Местом открытых судебных процессов трибунал выбрал лучший зал в городе – сцену Морского офицерского собрания. Первыми были присуждены к “вышке” не успевшие бежать в Финляндию члены Ревкома: Вальк, Павлов и Парушев, а за ними редактор “Известий Кронштадтского революционного комитета” А.Н. Ломанов – первый председатель Кронштадтского совета рабочих депутатов»82. Шпатель стал свидетелем приема и оформления арестованных матросов с линкора «Петропавловск»: «Перед входом в приемную тюрьмы, прямо на улице, стояла шеренга арестованных матросов, по двое в ряд, окруженная плотным кольцом курсантов. Арестованных было около полутора сотен. Огромного роста чекист в длинной до колен гимнастерке, галифе, отличных сапогах и кубанке на голове, пользуясь увесистой ременной нагайкой, с бранью запускал для допроса группы матросов человек по пятнадцать. Фамилия верзилы была Куликов, я хорошо ее запомнил. Браня матросов, Куликов говорил им: “Хорошо стреляли, сукины дети!” Один из матросов заметил ему: “Те, что стреляли, давно в Финляндии!..” “Кто это сказал?!” – заорал Куликов. “Я”, – отозвался один из матросов. “Ты артиллерист?” – спросил Куликов. “Нет, кочегар”, – был ответ. “Выходит, не успел подняться наверх и бежать. Будешь и за себя, и за них расплачиваться!..” К смертной казни без обжалования была приговорена большая группа командиров с военно-морских кораблей, а за ними множество простых мастеров, рабочих, служащих, хоть в малейшей степени, в далеком прошлом, причастных к деятельности левых партий (меньшевики, эсеры, анархисты)»83.

Репрессии, которые продолжались в разных формах вплоть до 1922 года, осуществлялись Президиумом Петроградской ГубЧК, Коллегией Особого отдела охраны финляндской границы Республики, Чрезвычайной тройкой Кронштадтского особого отделения и частично Революционным военным трибуналом Петроградского военного округа. Перечисленные органы расследовали «преступления» и участников восстания, и тех, кто должен был его подавлять, но проявил нерешительность или сочувствие к кронштадтцам84.

Уже в апреле 1921 года многие кронштадтские беженцы решили вернуться в Россию. Неопределенность положения, тяжелые условия жизни в лагере, под охраной полиции, тоска по родственникам, невозможность контактировать с местным населением заставляли кронштадтцев задумываться о возвращении на свой страх и риск. Министерство внутренних дел Финляндии направило выборгскому губернатору за подписью министра X. Ритавуори распоряжение не чинить препятствий для выезда кронштадтцев обратно: «Так как в концентрационных лагерях для русских, Туркинсаари и Ино, в числе военных беженцев из Кронштадта