Читать книгу - "11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук"

и бахвальством я тоже не преминул похвастаться Калягину о своих «крепких связях» с Таганкой. «А ты Лёню Филатова знаешь?» – «Разумеется. Но он там – серая мышка» – «Пройдёт время и многие поймут: после того, как Высоцкого не стало, Филатов – самый способный, умный и талантливый человек на Таганке. Другой вопрос, что вождь ЮП (Любимов – М.З.), обжёгшись на молоке, сиречь на Высоцком, – всегда будет дуть на воду. Ему не нужны личности в театре. Он довольствуется «крепкими исполнителями». Поэтому никогда не даст развернуться во всю ширь и мощь на самом деле очень большому творцу, коим является Лёня Филатов». Это уже было более, чем серьёзно. Вскоре мы встретились втроём ещё в старом здании Дома актёров. Даже помню дату той встречи: 25 мая 1984 года. Отмечали день рождения Александра Калягина. Причём, нам не хватило, и встал вопрос, кому бежать. Калягин – Филатову: «У тебя какое звание?» – «Лейтенант запаса» – «И я – лейтенант запаса. Что же мы целого капитана будем за водкой посылать?» – «Мужики, да я для вас готов прямо сейчас самогонки наварить, а не то что в елисеевский сбегать». Александр Александрович не даст мне соврать, что именно так оно и было… Разумеется, с тех пор я уже вполне осмысленно и заинтересованно следил за творчеством Филатова и его поведением, которые при ближайшем ознакомлении предстали в высшей степени поучительными и в бытовом, и в нравственном отношении.

Прежде всего, Лёня был радикальным государственником. Никогда не держал фиги в кармане по отношению к властям. Наоборот, всегда повторял: «Всяка власть – от Бога». Ещё говорил: «Как же трудно сейчас Путину наводить порядок после ельцинского бардака». Немножко в державном патриотизме он мне Михаила Задорнова напоминал. Кстати, не многим моим читателям тоже, наверное, известно, что Филатов и Задорнов сдружились ещё в обоюдной молодости, когда каждый советский рубль был для них повесомее, чем для нас сейчас стодолларовая банкнота. Они на самом деле корешовали очень крепко. (Филатов был на два года старше Задорнова). Мой покойный тёзка всегда гордился своей дружбой с таганковцем. Восхищался его стержневой нравственной крепостью. «Снять с себя последнюю рубашку, чтобы отдать другу, для Лёни это никогда подвигом не являлось – нормой. Не помню, чтобы он восхищался чем-нибудь забугорным – от джинсов до «битлзов». Не заигрывал с диссидентствующими элементами, коих около Таганки всегда наблюдалось с избытком. Наоборот сочувственно говорил: «Человек без родины – всегда ущербный». Во многом он именно поэтому поначалу так рьяно стоял за Любимова. Ошибочно полагал, что тот по России скучает».

Далее, Лёня умел, как редко кто из таганковцев, дорожить честью актёрского братства. Был наделён опять-таки не очень распространённой среди своих коллег скромностью и вместе с тем потрясающей самоиронией без малейшего цинизма. Неудивительным поэтому оказалось и горячее сострадание Леонида Алексеевича к сложной и неоднозначной судьбе Ю.Любимова. Тогда, в середине восьмидесятых, всем нам казалось, что худрука «Таганки» притесняет и мытарит «подлая власть», лишившая его и театра, и гражданства. Именно поэтому творческий коллектив с редким единодушием не принял Анатолия Эфроса в качестве замены на капитанском мостике «Таганки» и, в конце концов, свёл его в могилу. Однако нервы не выдержали у троих актёров, которые устали скрывать собственную нелюбовь к Эфросу и заявили о своём уходе в другой коллектив – в «Современник». Теми актерами были: Леонид Филатов, Вениамин Смехов и Виталий Шаповалов. Троица относилась к тому самому костяку «Таганки», которая продолжала бузу вокруг имени Любимова, искренне полагая, что тем самым они делают святое дело – борются с чиновничьей братией за своего Учителя. Они продолжали находиться в неведении относительно того, что Учитель давно от них отрекся и особым желанием вернуться на родину не горит. Впрочем, даже если бы они и знали всю подноготную Любимова, это, мало что бы изменило в их поведении. Ведь они считали себя революционерами, борцами с системой. Остаться под началом Эфроса означало для них стать конформистами, предателями тех целей и идей, которые они столько лет проповедовали, будучи актёрами любимовской «Таганки». Впоследствии лишь один Леонид Алексеевич признал свою бесспорную вину за участие травле Эфроса и искренне сожалел об этом в течение всей своей жизни. За год до возвращения Любимова, Филатов сам вернулся на «Таганку». Казалось, что на круги своя. Тем более, что Юрий Петрович на бурных перестроечных волнах и с великой помпой прибыл «в свой дом». Однако, как выяснилось, он и его жена Каталин Кунц слишком уж буквально понимали это «свой»…

Пройдут годы и таганковцы разберутся, «кто есть ху». Они напишут главрежу резкое открытое письмо, отрывки которого уже есть в этой книге (очерк о Любимове). Филатов к горчайшей досаде своей «раскусил» Любимова ещё в начале 1992 года. О чём красноречиво свидетельствует стенограмма обсуждения ситуации в театре. Л.Филатов: «Нужно с этой легендой попрощаться. Существовал один Любимов, теперь он другой. Я в этом заморском господине фазанистом не узнаю того человека, который меня научил даже вот возможности сегодня говорить. Поэтому я прощаюсь. Я спокойно опускаю занавес над тем периодом, достаточно благородно, никого не пытаясь оскорбить. Что случилось – не знаю. Это на сегодняшний день предмет для изучения психиатров, а уже не предмет для исследования искусства или чего-нибудь ещё. Не знаю. Буду даже наоборот рад, потому что тогда будет ясно: ну заболел человек. Это печально, горько. Но это опять личное дело Юрия Петровича. Страшнее другое: никто не сумел добиться от него ответа на вопрос, что же будет с людьми. Он говорит: «Это не моё дело». Но это не ответ на вопрос. Если все остаются при своих зарплатах – тогда другое дело. Они хотя бы доживут до пенсии. Людям хочется немножко ещё пожить, немножко позаниматься искусством, немножко поиграть.

Я только одного не понимаю. Бесконечно понимая, что театр наш умер, Юрий Петрович именно в это время затевает реорганизацию. У Булгакова сказано: «Какие странные похороны». Это что такое: с одной стороны вроде бы смерть, а с другой – перспектива? Чего? Будут артисты играть лучше или он будет чаще бывать в стране. Или спектакли – гарантировано, что это будут шедевры, или их будет больше? Кто мешал ему до сих пор заниматься искусством? Как мешали эти люди, ведь он с ними так и не работал. Зачем теперь обозначать тех, «кого я люблю» – ну, ты и так их обозначил уже. Я думаю, что из этой шпаны никто не пришёл – я что-то не вижу любимовцев, вот что такое страх, вот какая омерзительная вещь.

Я