Читать книгу - "11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук"

«Мать» Любимов распорядился: узнайте, как женщины стирали в старину. Я провела целое этнографическое исследование на эту тему. Мамины рассказы вспомнила о том, как её сельчане стирали бельё у речных полыней. Потом классно обыграла сцену со стиральной доской. А ещё принесла в театр чугунный угольный утюг, настоящую скалку. Это вообще-то заботы постановщика, художника. Но я никогда не чуралась никакой работы, если она шла на благо родного театра. Хочешь знать, так я и обеды Юрию Петровичу носила, во время становления нашего театра. Так заботилась, чтобы он мог творить, не растрачивая себя на мелочные пустяки. Продукты покупала на свои деньги, готовила с моими подругами-поклонницами Аней и Надей. Они очень много мне помогали.

Надо честно признать, что Любимов никогда не держал Славину на голодном театральном пайке. Играть давал ей вволю. Это была его «плата» за её преданность. Но и мытарил Зину нещадно. Впрочем, только ли её. Он и для остальных прочих артистов всегда был жестоким, коварным Карабасом-Барабасом. И при этом умел влюблять в себя «жалких актёришек». Зина вообще в нём души не чаяла. На этой почве и самую страшную трагедию в своей жизни пережила: «В добром человеке из Сезуана» есть две мощные темы – тема добра Шен Те и зла Шуи Та. Я счастлива, что сумела достойно нести именно первую. Вторая любой актрисе по плечу. Мне нечего стыдиться и своей нетеатральной жизни. Вне сцены я жила и живу, руководствуясь верой в добро. Я люблю людей. И хотя порой приходится очень трудно, просто невыносимо трудно, я не изменяю себе, остаюсь такой, какой родилась, какой воспитали меня семья, жизнь. Когда Любимов уезжал из страны, оставив театр, нас, своих актеров, я умирала от боли и обиды. Мне казалось невозможным пережить такое предательство. Я его боготворила. Уехав, он разом перечеркнул всё, что было у нас общего, всё, чем я жила многие годы. Меня перечеркнул! Выстрелил в моё сердце. Я не захотела жить. Так не захотела, что и в самом деле оказалась почти что у роковой черты. Той самой черты, за которой, быть может, и ничего уже нет. Ни театра, ни дружбы, ни света… Мне казалось, что с уходом, отъездом Любимова мир рухнул. Как вообще можно играть что-либо, когда тебя – перечеркнули?

Врачи, что называется, вытащили меня с того света. Я вернулась, но абсолютно пустая. Бесконечная моя благодарность мужу Бореньке, который удержал меня на плаву. Я понимала, что он для меня сделал. Он не дал мне уйти. Он требовал, чтобы я жила. Это была особенная ситуация. Мы ведь и познакомились с ним в больнице. Тогда моему Борису грозила неподвижность. В лучшем случае он мог бы передвигаться на инвалидной коляске. Когда я узнала об этом, не испугалась. Нас всегда держала любовь, возникшая с первого взгляда. И мы её пронесли через всю дальнейшую нашу жизнь. Борис перенес сложную операцию и пошёл. Точно так же и меня заставил: встать и пойти вперед, поверить, что жизнь продолжается, не всё в ней утратило смысл.

Другим моим спасителем стал Анатолий Эфрос. Он знал, что со мной произошло, понимал, что как актрису меня вернёт к жизни только сцена. Только работа. Он вызвал меня и приказал тоном, не терпящим возражений, сделать пусть крошечный, но все же шажок к жизни. Так я стала играть горьковскую Василису в «На дне». С помощью этого сверх талантливого режиссера я сумела выплеснуть злость и обиды, так не характерные для меня, на сцене. И снова почувствовала свою актёрскую силу, принадлежность к театру, поняла, что по-прежнему нужна зрителям.

…Многие годы спустя, Любимов возобновил «Доброго человека из Сезуана». Лишь одна тема в нем прозвучала – тема зла. Доброта оказалась глухой и невзрачной. Полагаю, не случайно».

Театральные работы Зинаиды Анатольевны Славиной: Шен Те – Шуи Та («Добрый человек из Сезуана» Б. Брехта); Катерина («Бенефис» по пьесам А.Н. Островского, «Гроза»); Ольга Берггольц («Павшие и живые» по стихотворениям военных лет); «Антимиры» по стихам А. Вознесенского; «Послушайте!» по произведениям В. Маяковского; Козимо Медичи («Жизнь Галилея» Б. Брехта); Дорина («Тартюф» Мольера); Ниловна («Мать» по М. Горькому); Пелагея («Деревянные кони» по Ф. А. Абрамову); Азазелло («Мастер и Маргарита» по М. А. Булгакову); Катерина Ивановна («Преступление и наказание» по Ф. М. Достоевскому); Рита Осянина («Зори здесь тихие…» по Б. Васильеву); Вера Павловна («Что делать?» по Н. Г. Чернышевскому); Катерина («Гроза» А. Н. Островского); Василиса («На дне» Горького); Люба («У войны не женское лицо» по С. А. Алексиевич); Софи Глюк («Прекрасное воскресенье для пикника» Т. Уильямса); «Живой» Б. Можаева; «ВВС (Владимир Семенович Высоцкий)»; Авдотья Назаровня («Иванов» А.П. Чехов); Доктор («Белые столбы» по произведениям М.Е. Салтыкова-Щедрина); Мать солдата («Афган» Н. Губенко); «Очень простая история» (лошадь); «Четыре тоста за победу»; «Мисс и мафия».

В кино снималась с 1965 года, дебютировав в роли Ии Коноплевой в картине «Дорога к морю». Сыграла Катю в ленте режиссера Александра Володина «Происшествие, которого никто не заметил». Среди других наиболее заметных работ на экране – комиссар московского ЧК Ольга Листопад в историко-приключенческом фильме «О друзьях-товарищах», Соня в драме Иосифа Хейфица «Салют, Мария!», Доротти Стивенс в «Вашингтонском корреспонденте», учительница русского языка и литературы Елена Боричко в фильме «Каждый вечер после работы», Баба-Яга в фильме-сказке «Иван да Марья».

Зинаида Славина считает себя, прежде всего, театральной актрисой: «Я всегда очень любила театр. Театр был и остаётся для меня главным в жизни. Здесь особый воздух, особый аромат. В кино всё как-то отстраненнее. Оно не так мощно вторгается в душу. Так мне кажется. У меня в кино были три главные роли и семь ролей второго плана. Но второстепенных для меня не было. Кинозвездой не стала, но я и не стремилась к этому. Случалось, расстраивалась от невнимания кинорежиссеров. Но, так – самую малость. А вот Театр всегда давал мне всё».

Леонид Филатов

«О не лети так, жизнь, слегка замедли шаг.

Другие вон живут, неспешны и подробны.

А я живу – мосты, вокзалы, ипподромы.

Промахивая так, что только свист в ушах

О не лети так жизнь, уже мне много лет.

Позволь перекурить, хотя б вон с тем пьянчужкой.

Не мне, так хоть ему, бедняге, посочувствуй.

Ведь у него, поди, и курева то нет.

О не лети так жизнь, мне важен и пустяк.

Вот