Читать книгу - "Цельнометаллическая оболочка (Старики и Бледный Блупер) - Густав Хэсфорд"

Звено часто затягивается сигаретой, подрезая тем времен волосы в носу маленькими блестящими ножничками.

Серф-Нацик говорит:

— Тебя тюряга ждет. Ты виновен в нарушении 104-й статьи Унифицированного военного кодекса: оказание содействия противнику и недостойное поведение перед лицом врага. За оба полагается смертная казнь. Ты слушай, иначе мы тебя расстрелять можем. У нас обвинение против тебя готово: агитировал американских солдат сложить оружие. Ага, говоришь, послужил немного с теми, кто в пижамах воюет. Ну и вот, ждут тебя шесть футов под землей за сотрудничество с врагом в военное время. Для тебя все кончено.

Я говорю: - Я не сотрудничал. Я вступил. Я записался добровольцем.

— Значит, признаешься в том, что страну свою предал?

Я говорю:

— Я признаюсь в том, что предал федеральное правительство. Федеральное правительство - это еще не страна. Ему нравится так думать, и ему чертовски хочется, чтобы честные граждане так думали, но это не так. Я верю в Америку и рисковал ради Америки больше, чем сидящие в гнездах паразитов, называемых сейчас властными органами. Томас Джефферсон не забрасывал крестьян напалмом. Бенджамин Франклин не расстреливал студентов, выступающих против незаконной войны. Джордж Вашингтон не в силах был солгать. Из-за моего правительства мне стыдно быть американцем.

Недостающее Звено говорит: - Мы отдадим тебя за измену в военно-полевой суд. Мы тебе охереть какую сладкую жизнь тут устроим, милый. Мы тебя до смерти замучаем.

— Шел бы ты с глаз моих долой, лошара жалкий. Что ты можешь? - во Вьетнам пошлешь?

Недостающее Звено попыхивает сигаретой, окутавшись клубами дыма.

Серф-Нацик открывает окно.

Недостающее Звено говорит:

— Хорош меня морозить. Задолбал уже, вечно окна открываешь.

Серф-Нацик говорит:

— Хорош меня травить. У меня из-за тебя рак будет.

— Да у меня с пониженным содержанием смол!

— Я дыма не люблю,- говорит Серф-Нацик,- Воняет.

Недостающее звено выпускает дым.

Серф-Нацик говорит:

— Покажи-ка ему.

— Не буду,- говорит Недостающее Звено,- Не хочу показывать. Он мне не нравится.

Серф-Нацик говорит: - Давай, показывай. Я есть хочу.

Недостающее Звено ворчит: - Ага, я тоже есть хочу.

Он вытаскивает какие-то бумаги из внутреннего кармана пальто и отдает их мне. Бумаги - ксерокопии газетных вырезок из полудюжины известных газет. Заголовки: «Рядовой морской пехоты в плену», «Под пытками Вьетконга», «Жертва промывания мозгов», «Героя войны уделали по восьмой статье». На одной из вырезок - фотография, на которой я с гордостью принимаю «Серебряную звезду». Большой генерал, пришпиливает медаль мне на грудь. Заголовок: «Герой, вернувшийся из плена, получает медаль за доблесть».

Мой отец не от стыда умер. Я ведь герой.

Серф-Нацик говорит: - Валяй, давай интервью газетам. Расскажи им свои бредни. Попробуй - вдруг станешь гуру для мрази хипповской, что против вой-

иы. Неужто корпус морской пехоты мог сделать героя из предателя? Ты храбр, ты предан, просто немного запутался, вот и все. Можно понять. Просто у тебя чердак не в порядке. Винтиков не хватает.

Я говорю: - Понимаю. Вы боитесь признать, что кто угодно может решиться начать войну против вас. Идеи у людей появятся... Никогда нельзя показывать американского солдата, идущего против правительства Америки.

— Есть пошли,- говорит Серф-Нацик. Потом мне: -Мы с тебя глаз спускать не будем.

Я говорю: - А мы с вас не будем глаз спускать.

Перелет на от Японии до Калифорнии - часов кайфа для двух сотен просоленных вьетнамских ветеранов. До отвала холодного пива и круглоглазых стюардесс.

Мы понимаем, что уже почти гражданские, когда нас отводят в актовый зал, и типы из полицейского управления Лос-Анджелеса произносят речь, зазывая в свои ряды.

После той речи получаем приказ направляться в соседнее здание для прохождения следующего этапа процедур.

Писарь-крыса, не отрывая глаз от бумажек, пихает мне листок бумаги, не удосужившись и глаз поднять.-Это твоя ДД 214,- говорит.- Не теряй.

Жду, что будет дальше.

Писарь не обращает на меня внимания.

— Ну, кореш, дальше-то куда?

— Чего?

— Процедура. Куда дальше?

Крыса поднимает на меня глаза и вздыхает.

Как и все гребаные шакалы, он представляет собой причудливую смесь наглости и бестолковости, на его

лице - неприветливая ухмылка сволочного типа, который ни за что не несет ответственности и отлично это знает. Он стар, устал от всего, и на важную персону вовсе не похож.

Я поворачиваюсь и направляюсь к двери. Когда я кладу РУУ РУУ> крыса говорит: - Если хочешь выйти с базы, бумаги надо проштамповать.

Разворачиваюсь и иду обратно к стойке: - Чего?

Крыса поднимает печать: - Бумаги надо проштамповать, если хочешь выйти с базы.

— Ну так проштампуй. В чем дело-то, у тебя рука сломана?

Крыса сидит с надутым видом, не отвечает.

Я говорю: - Или хочешь, чтобы я тебе руку сломал?

Крыса жмется.- Я не могу проштамповать твои бумаги. У тебя бумаги не в порядке.

— Чего там не так?

— Они не в порядке.

Я стою у стойки напротив крысы и ничего не предпринимаю.

Жду.

Не возмущаюсь.

Не спорю.

Гребаная крыса-служака говорит: - Ладно, не буду тебя напрягать. В первый и последний раз. Но в следующий раз - предупреждаю! - сначала бумаги в порядок приведи, а потом уже сюда прись.

— Ладно,-говорю.

Покидая место и пытаясь сообразить, что именно написано в бумагах, которые у меня в руках, я слышу, как гребаная крыса отвечает на замечание, отпущенное кем-то из глубины конторы.

Он говорит: - Ага. Тупорылый пехотинец. Очередной тупорылый пехотинец.

По пути к автостанции я размышляю о своем тусклом и безнадежном будущем - будущем, в котором живут хмурые конторские клерки, преданные своим компаниям служащие, дежурные по классу, которые вырастают и становятся полицейскими, безмозглыми госслужащими бесполыми сельскими учителями и библиотекаршами. В этом проклятом мире везде заправляют гребаные крысы, а Вьетнам дал мне религиозное образование, и по вере моей я ненавижу крыс.

Я все еще в военной форме, еду на автобусе из Эль-То-ро в Санта-Монику, штат Калифорния, через Лос-Анджелес.

Когда засыпаю в автобусе, вижу сон, в котором Чарли Чаплин оборачивается в человека-волка и выблевывает детскую ручонку.

Лос-Анджелес - это большой бетонный лагерь беженцев, затерявшийся в гордиевом узле автострад, место, где на дверях магазинов железные решетки, а улицы патрулируются бездомными тетками, собирающими мусор и объедки.

Санта-Моника - прибрежный город.

Во Вьетнаме Боб Донлон беспрестанно рассказывал о прелестях бара «Весельный Дом». Он из него легенду сделал.

Снаружи на стене бара висят два здоровенных лодочных весла.

Внутри «Весельный Дом» представляет собой разобранный на