Читать книгу - "Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец"

время, и я решил навестить Зигеров, которые жили прямо через дорогу. Мы поговорили о разном с Анитой и ее матерью, сеньорой Анной. В том числе я сообщил о своем предстоящем ночном дежурстве в родильном отделении. Анита загорелась пойти вместе со мной. Она пообещала вести себя хорошо и не путаться под ногами, что я принял с некоторыми оговорками. Сеньора Анна не возражала и дала нам добро.

Я тайком провел девушку внутрь отделения и снабдил ее белым халатом и шапочкой, чтобы она могла сойти за студентку-медика. Моя активность сводилась к наблюдению за несколькими родами и выполнению поручений дежурных врачей. Анита неотлучно следовала за мной и выглядела ответственной и серьезной.

В перерывах между вызовами в палаты мы сидели одни в полутьме приемной, разговаривали и прислушивались к звукам ночной жизни больницы. Анита рассказала, что в Аргентине родственникам разрешалось навещать новорожденного ребенка в больнице в любое время. Здесь посещения ограничивались. Такие меры были введены из-за опасения, что посетители могут непреднамеренно занести инфекцию. Утром мы пересеклись с дневной сменой студентов моей группы. Они уставились на Аниту, но ничего не сказали. В целом с ней скучать не приходилось.

Посмотрев на часы, Анита объявила, что у нас еще есть немного времени. Я стоял у двери балкона, смотрел на реку и открывавшийся вид на парковую зону. Ко мне как-то бочком приблизился Павел. Он начал быстро говорить в своей обычной возбужденной манере. Казалось, что он стремится в чем-то убедить собеседника уже одним своим многословием.

Павел имел склонность делать из чего угодно большую проблему. Его светская беседа почему-то неизменно вращалась вокруг его несогласия с некоторыми политическими моментами в СССР. Верный своей привычке, он начал взволнованный монолог о венгерском восстании1 и роли советских Вооруженных сил в его подавлении. Он изучающе поглядывал на меня снизу вверх, как будто пытался прочитать мои мысли.

Будучи сыном генерала Советской армии, он, как мне думается, имел доступ к большему объему информации об этом событии. Павел, возможно, и был прав, высказывая свое осуждение действий советского правительства. Однако у меня возникли сомнения в его искренности, и я не мог избавиться от подозрения, что он заманивает меня в ловушку, предлагая также осудить режим. Он был не единственным, у кого были сомнения в отношении действий советского правительства и его политики за рубежом. Но квартира Алика определенно не была подходящим местом для подобных признаний. Павел, должно быть, знал о подозрениях Алика о том, что квартира прослушивается. Так что ему не следовало бы затевать здесь свою провокационную дискуссию. Это было чревато последствиями и могло принести неприятности всем присутствующим.

Полагался ли Павел на иммунитет, который распространялся на него благодаря высокому положению его отца? Но у меня в отцах не было генерала армии, дважды Героя Советского Союза, как у Павла, чтобы заступиться за меня в случае чего. В качестве ответа на его разглагольствования я решил воздержаться от комментариев. Это притупило его интерес к продолжению темы.

Алик также не поощрял выступления Павла с критикой советской системы. Все время он держался отчужденно, как бы демонстрируя, что эта тема его не интересует.

Анита положила конец выступлениям Павла, сообщив, что пришло время пойти встретиться с ее сестрой и матерью. Павел послушно заткнулся. Всегда галантный Алик помог Аните надеть пальто. Мы немного подождали, пока Алик закончит свою процедуру завязывания шарфа. Потом мы вышли на улицу, где вскоре к нам присоединилась Элеонора в сопровождении сеньоры Зигер. Алик обходительно предложил Элеоноре руку, и они пошли вперед, указывая дорогу. Элеонора, звезда эстрады, выглядела великолепно в своей шубе и была центром притяжения в нашей группе из шести человек. Я предпочел прогуляться с ее матерью Анной Зигер, а не слушать Павла.

Сеньора Зигер была вся в материнском трепетном волнении в предвкушении выступления своей дочери. Профессиональная певица, Элеонора работала в Белорусской филармонии и вынуждена была часто отправляться из города в концертные турне. Сама девушка была не склонна распространяться о своей профессиональной жизни. А ее мать не могла говорить ни о чем другом, кроме артистической карьеры дочери и проблемах, которые она ей доставляла.

Сначала у меня сложилось впечатление, что Элеонора была идеально устроена. В моем представлении быть эстрадной звездой означало вести романтический образ жизни в окружении поклонников, а также независимость и финансовое благополучие. Это было мечтой многих девушек.

Я был искренне удивлен, когда Элеонора однажды неохотно призналась, что ей претят ее турне. Я подумал, что она просто делает вид, что устала нести сладкое бремя славы; звезды не могут перестать играть, даже находясь вне сцены, – простительная слабость.

Идя рядом со мной, сеньора Зигер начала рассказ о том, какой тяжелой была творческая жизнь Элеоноры. Ее дочь постоянно была в разъездах со странствующей труппой своих коллег-исполнителей. Постоянные поездки были частью ее работы. Ее могли поселить в самых неприспособленных и унылых местах и подвергнуть всем тяготам и неудобствам жизни в дороге. Это сказывалось на здоровье певицы и отражалось на ее голосе – кошмарное существование для артистки, чья карьера полностью зависела от ее голоса. Элеонора делилась своими тяготами только со своей матерью, сохраняя мужественный вид перед всеми остальными.

Администрация, которая планировала ее гастроли, также позаботилась о том, чтобы ее репертуар был одобрен репертуарным комитетом и признан идеологически приемлемым. Самостоятельная работа с импресарио была неслыханной практикой в СССР и абсолютно исключалась. Сеньора Зигер считала, что за рубежом ее дочь заработала бы состояние своим голосом, но не в Советском Союзе, где все, что она получала, было смехотворно.

Время от времени Элеонора поворачивала голову и бросала на мать умоляющий взгляд, однако та игнорировала ее просьбу прекратить: ведь она поведала друзьям только правду о трудностях своей дочери. Многое из того, что сеньора Зигер рассказала мне, раскрывало сильный целеустремленный характер ее дочери Элеоноры.

Наше появление произвело впечатление во Дворце культуры фабрики по производству маргарина, где уже собрался полный зал. Элеонора сразу направилась в артистическую комнату. Мы последовали за ней по пятам. Она получила приветствия и поцелуи от своих коллег-исполнителей, которые уже в сценическом облачении ожидали вызова на сцену.

Благодаря каким-то таинственным средствам передачи информации всем вскоре стало известно, что в окружении Элеоноры находится американец. Мне была определена роль статиста, который должен был просто держаться на заднем плане. Но я нисколько не возражал против этого – было интересно наблюдать за артистическим миром изнутри.

Элеонора сидела за туалетным столиком и накладывала сценический макияж. Остальные чувствовали себя немного не