Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

Это был не первый и не последний ее деструктивный выплеск. Они порой происходили во время ее пребывания в тюрьме и расценивались как еще одно свидетельство того, что она «не способна прогрессировать». Мне стало известно, что незадолго до нашей новой встречи Чарли снова что-то натворила. Оказалось, на этот раз она устроила разгром в своей камере, что было непросто, учитывая весьма ограниченное пространство и к тому же с минимумом мебели и других предметов. В неожиданном приступе бешенства женщина расшвыряла по камере все свои немногочисленные пожитки, порвала несколько книг, что-то сломала. Когда же тюремные охранники прибежали утихомиривать ее, она оказала им активное сопротивление, крича, что хотела бы умереть. Все это, по всей вероятности, стало результатом какого-то незначительного события, послужившего триггером. Именно оно вызвало прорыв фрустрации, в состоянии которой Чарли находилась уже давно и которую умела бо́льшую часть времени переносить без каких-либо эксцессов. В итоге выяснилось, что поводом для вспышки ярости послужили слова сотрудника тюрьмы, который сообщил Чарли, что ей придется подождать, пока ее запрос на посещение библиотеки будет одобрен.

Я невольно задумалась, не разбудил ли мой первый визит в сознании Чарли нечто такое, что в итоге вылилось в этот неприятный эпизод. В день первого посещения, когда я уходила, женщина была вполне спокойна. Однако я знала, что эмоциональный эффект от любого контакта с другим человеком может проявиться не сразу, а через некоторое время. Это касается всех людей, но у таких как Чарли, которые в течение долгого времени не демонстрируют никаких эмоций или просто не позволяют себе этого делать, ответная реакция может быть гораздо более бурной. Глубины человеческого сознания настолько велики и мало изучены, что никогда нельзя сказать заранее, что именно сыграет роль бомбы замедленного действия и когда именно она сработает. Может быть, приступ паранойи спровоцировало мое замечание по поводу книг Чарли. Или ее могло взволновать то, что я без должной подготовки заговорила о совершенном ею преступлении. Я допускала также, что отчасти вспышке ярости могло поспособствовать то, что ей пришлось ждать поощрения (в виде посещения библиотеки). Я позвонила куратору Чарли по вопросам дисциплины, чтобы получить больше информации о ее последнем срыве в период условно-досрочного освобождения, и выяснила, что все произошло в точности как в этот раз. Возврат в тюрьму был вызван тем, что Чарли затеяла драку с представителем тюремной администрации, который пришел навестить ее в месте временного проживания, – тот не позволил ей выйти на улицу без необходимого для этого письменного разрешения. Похоже, все происходило по уже установившемуся шаблону.

Мне стало известно, что после очередной вспышки Чарли не стали переводить в другую камеру, хотя это считалось обычной практикой. Она умоляла оставить ее на прежнем месте, и, поскольку нанесенный ущерб был не так уж велик, ей пошли навстречу, хотя на нее было наложено дисциплинарное взыскание. Кроме того, поскольку Чарли угрожала покончить с собой, ее внесли в список проходящих по протоколу «Осмотр, уход, охрана и лечение». На практике это означало, что Чарли всегда должна была носить с собой ярко-оранжевую папку, хорошо заметную всем работникам тюрьмы и другим заключенным. Это был совершенно конкретный знак, означавший, что Чарли пыталась покончить жизнь самоубийством или угрожала это сделать. Не сомневаюсь, что в каком-то смысле идея использования этого метода представителями тюремных администраций была неплоха, поскольку позволяла работникам исправительных учреждений всегда быть готовыми к любым неожиданностям. И все же не вызывало сомнений, что Чарли ненавидела таскать с собой ярко-оранжевую папку. Дело было не только в том, что она оказалась в некоем «черном списке» – на его фигурантов смотрели косо, а подчас они становились объектами травли и издевательств. Оранжевая папка словно маяк выделяла ее среди остальных, давала понять, что она другая. А между тем было ясно как день, что Чарли как раз стремилась раствориться среди других заключенных, оставаться незаметной.

Я оказалась права. То, что ее обязали постоянно носить с собой папку, Чарли просто взбесило. Она постоянно «забывала» ненавистный предмет то в столовой, то еще где-нибудь якобы случайно, и то и дело просила вычеркнуть ее из списка. При этом в качестве аргумента в пользу такого решения она говорила, что никогда не имела суицидальных наклонностей в прошлом, и сказала о том, что хочет покончить с собой, просто сгоряча.

В тюрьмах и психиатрических больницах к таким трагическим происшествиям, как самоубийства, относятся очень серьезно и не могут игнорировать угрозы заключенных или пациентов свести счеты с жизнью. Я достаточно подробно рассказала об этом, описывая случай с Маркусом. Что же касается Чарли, то сотрудники тюрьмы восприняли ее слова с особой настороженностью, поскольку всего месяц назад заключенный другой тюрьмы, расположенной неподалеку, тоже пообещал наложить на себя руки, но в список внесен не был, а вскоре после этого повесился. Эта история вызвала вал возмущенных комментариев в прессе. Принято считать, что в заведениях строгого режима для психиатрических больных самоубийства просто невозможны, потому что, помимо всего прочего, профессиональные психиатры и психотерапевты всегда способны предвидеть и предотвратить подобные вещи. Такая точка зрения имеет мало общего с реальной действительностью. Хотя сотрудников психиатрических больниц порой справедливо критикуют за допускаемые ими ошибки, некоторые слабые места установленных там порядков носят системный, а не индивидуальный характер. Например, у врачей может попросту не быть необходимого оборудования или же сами они могут не обладать необходимой квалификацией, чтобы справиться с той или иной ситуацией. Направленная против самого себя жестокость человека, задумавшего самоубийство, и движущее им отчаяние так же опасны, как тромб в кровеносной системе или ослабшая, не справляющаяся со своей работой сердечная мышца: когда дело заходит слишком далеко, это не оставляет надежд на то, что медики-профессионалы смогут предотвратить смерть. Сегодня уже все понимают, что кардиохирурги не всегда могут сохранить жизнь пациенту, проведя операцию на сердце; точно так же психиатры не всегда могут предотвратить самоубийство пациента, твердо решившего наложить на себя руки.

Здесь мы имеем дело с еще одним примером существующих в нашем обществе фундаментально разных представлений о том, как работают и какие возможности имеют службы, которые занимаются телесным и психическим здоровьем людей. По иронии судьбы единственный способ сделать так, чтобы служба психиатрической помощи (как общего характера, так и тюремная) не несла на себе риски, связанные с возможностью самоубийств пациентов или заключенных, – это перестать оказывать услуги тем, кто находится в депрессивном состоянии или вообще в группе риска. Некоторые организации, входящие