Читать книгу - "Паустовский. Растворивший время - Олег Д. Трушин"

Читая эту вещь, я был в каком-то экстазе. В этот момент я понимал и Миронова, и Хатидже, и Наташу. Кажется, это третья книга, которую я так близко принял к сердцу – после “Преступления и наказания”, после “Фабиана” Кестнера, после “Эпизода” Тарасенко»196.

«Романтики» действительно занимают особое место в творчестве Паустовского, а не просто потому, что это произведение в течение двадцати лет «томилось» на писательском столе, но и потому, что в нём сошёлся романтизм Паустовского юношеской поры и романтизм зрелого человека, прошедшего непростой путь писательского взросления.

И всё же, так ли нужны ли были «Романтики» Паустовскому, чьё писательское имя уже ассоциировалось с «Кара-Бугазом» и «Колхидой»? Ведь эта повесть никак не «вписывалась» в этот строй, выбиваясь не только по форме, но и по содержанию.

Можно долго спорить о сюжете «Романтиков» и вряд ли это приведёт к безапелляционному выводу, так как любой спор – это всегда противостояние двух мнений и в нём не всегда рождается истина.

Наверное, чтобы лучше понять силу «Романтиков», не стоит рассуждать о философии тех глубинных течений, бурлящих в душе автора при выстраивании формы этой в своём роде уникальной вещи, о том, каким способом он смог достичь исключительной полифонии звучания каждого абзаца, каждой строки, каждого слова. Лучше обратимся к письму, которое Паустовский получил незадолго до того, как покинул этот мир, безмерно любимый им во всех его проявлениях.

Автор этого письма Юлиан Семёнов[25], тогда ещё молодой журналист и писатель, будущий автор сценариев знаменитых киносаг, в числе которых «ТАСС уполномочен заявить», «Семнадцать мгновений весны». Впрочем, это не просто письмо, это исповедь, сердечное признание не просто любимому автору, а проводнику в мир жизненной стихии, сумевшему своим творчеством возжечь в сердце автора письма прекрасное. И «Романтикам» в письме отведена главная роль. Оно достойно того, чтобы быть опубликованным полностью. Давайте прочтём его:

«1967 г.

Дорогой Константин Георгиевич!

Если можно представить себе судьбу в образе добродушного чеха Йозефа Кадлеца, то я должен благодарить его, ибо он оказался тем мостиком, по которому я смог прийти к Вам – хоть на минутку. А хотелось мне этого очень давно, лет, наверное, с тринадцати, когда я впервые прочёл Ваших “Романтиков”. Было это для меня тогда как вино, и не просто так – вино, а первое в жизни вино. Я тогда увидел каких-то особых людей, и жизнь моя тогда мне показалась благополучной и потому – отвратительной. Я завидовал Вашим героям острой завистью воспитанного маменькиного сынка, который и во время войны ел масло с хлебом и с колбасой.

По-видимому, именно после Ваших “Романтиков” во мне пробудилась дикая жажда бродяжничества, и первым моим предприятием на этом пути был побег на фронт в 44 году.

А многие другие Ваши вещи вызвали у меня устойчивую любовь к зимнему Крыму, к одиночеству маленьких домиков в горах, где живут (или, во всяком случае, обязательно должны жить, а если и не живут, то не потому, что их нет вообще, а потому, что сейчас куда-то отлучились и вскорости обязательно вернутся) необыкновенно хорошие люди: сильные мужчины и весёлые, взбалмошные женщины.

Не знаю, быть может, я ошибаюсь, но мне всё-таки кажется, что главное – если можно сказать так – заслуга писателя заключается в том, насколько индивидуально он воспринимается. Если писатель – “диктатор”, если он навязывает своих героев, отвергая всех остальных, то он, наверное, и не писатель вовсе. Это как жанровая сцена в живописи – принимай её только так, как хочет живописец. Наверное, импрессионисты потому и пришли, что невыносим стал “гнёт” целенаправленных, “всепостижимых” художников. Так вот и Вы, мне кажется, пришли со своей литературой и со своими героями очень закономерно, потому что Вас ждали читатели, причём не только моего тогдашнего возраста, а и сегодняшнего моего возраста. А если очень ждать, то, наверное, не может не появиться то, чего ждёшь. Вас каждый воспринимает очень по-своему. Каждый из миллионов читателей по-своему, по-разному, но – все – одинаково в главном. Писать о том, что в Вашей литературе главное, по-видимому глупо и ненужно, потому что в литературе толком-то и не определишь, что главное, а если и определишь, так это надо только для себя одного; у каждого главное.

Вообще, спасибо Вам огромнейшее за то, что Вы сделали и продолжаете делать в литературе. Сегодня получил большую радость, прочитав в “Литературке” отрывок из новой книги. Если разрешите, я был бы счастлив прислать Вам свою последнюю книжку.

Всего вам хорошего. Ю. Семёнов (ул.1812 г., д.7, кв. 39)»197.

А ещё в «Романтиках» есть своя особенность, которую невозможно увидеть, не зная первоосновы авторского оригинала и того варианта текста, который был опубликован в 1935 году. Об этой особенности и рассказывает сын писателя Вадим Паустовский в очерке «Серебряное колечко»:

«Последним, так сказать, “творческим” контактом моих родителей была подготовка к изданию “Романтиков”. Эта вещь всегда была очень дорога отцу, но благоприятная обстановка для выхода её в свет сложилась лишь после успеха “Кара-Бугаза” и “Колхиды”. Прежде это было, пожалуй, нереально. В 1935 году намечалось выпустить книгу его рассказов, куда по договору удалось включить и “Романтиков”. Но вещь была огромной, и он боялся сам браться за её сокращение. Автору порой труднее всех решить, что выбросить, что оставить. Рукопись требовали срочно сдавать, а он надолго собрался в Севастополь, работать над “Чёрным морем”.

Отец доверил сокращение “Романтиков” маме – и не ошибся. Она действительно проявила свой былой такт и вкус, и вещь получилась компактной и цельной. Композиционно только несколько выпадала третья часть – “Военные будни”, но так уж было задумано»198.

Вот и получается, что в архиве писателя ныне хранится два конечных варианта «Романтиков» – один авторский, другой – «написанный» совместно с Хатидже – Екатериной Загорской. Что и говорить, «Романтики» – весьма неплохая точка в их отношениях, своего рода лебединая песня по утраченным чувствам большой любви. Хотя разве можно говорить о чувствах в прошедшем времени?!

После выхода в свет «Романтиков» Константин Паустовский и Екатерина Загорская расстанутся. Их «уставший», растерявший привязанность друг к другу брак просто-напросто «прогнётся» и сломается под тяжестью творческо-бытовой суеты. Он мог прекратиться ещё в 1934 году, когда, отдав сына Вадима в лесную школу, они оба вдруг стали свободными и независимыми. На тот момент их ещё что-то держало вместе,