Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский"

В рецензиях же Волкова, подошедшего к вопросу в полном смысле слова с кондачка, не потрудившегося, хотя бы бегло, предварительно ознакомиться с самим материалом и литературой вопроса, я усматриваю только желание во что бы то ни стало, не считаясь ни с чем, дискредитировать и опорочить меня в научном и политическом плане, а самый же тон его, с которым он, не владея материалом, все же позволяет себе поучать и третировать меня, мне представляется не чем иным, как ярчайшим выражением типичного комчванства, столь сурово осужденного партией и советской общественностью.

Я полагаю, что мой научный стаж и моя репутация как ученого и общественника дают мне право требовать более внимательного и корректного отношения со стороны молодого партийца, даже и тогда, когда в моих работах встречаются те или иные ошибки.

Следует добавить, что Волков в своей рецензии почти не упоминает о «Льве Давыдовиче», создавая иллюзию чисто научного спора. Его задача заключалась, видимо, в том, чтобы привлечь внимание к профессору, пытающемуся отделить подлинный фольклор о Ленине от искусственного. (Напомним, что «подлинным» М. К. считал именно «Покойнишный вой».)

Ленинская тема (т. е. «Ленин в фольклоре») оставалась в поле внимания М. К. Тексты о Ленине появляются в выпусках 4–5 (1936) и 6 (1939) «Советского фольклора» (но отсутствуют в 7‑м). Изучая сохранившийся отзыв Н. Н. Волкова на рукопись шестого выпуска «Советского фольклора» (один из вариантов будущего сборника), можно видеть, что доступный ему экземпляр содержал материалы («Ленин в армянском фольклоре», «Украинские сказки о Ленине» и др.), не включенные позднее ни в один из сборников[29].

Со временем к народной лениниане присоединяется и становится неотъемлемой частью всех фольклористических изучений тема «Сталин в фольклоре». Сотрудники Фольклорной комиссии Института этнографии регистрируют печатные выступления, посвященные Ленину и Сталину, создают картотеки, готовят публикации и статьи. Это иллюстрирует переписка М. К. с издательством «Academia», завязавшаяся в начале 1937 г. Задумав выпустить к 20-летней годовщине Октября ленинско-сталинский сборник, издательство обратилось к М. К. Редактор отдела русской литературы И. Рубановский[30] писал ему 20 февраля 1937 г.:

Согласно наших переговоров <так!> прошу Вас срочно выслать издательству библиографию «Ленин и Сталин в фольклоре народов СССР» по материалам Фольклорной секции Академии наук ССССР.

Не откажите также в любезности выслать оттиск Вашей статьи «Ленин в фольклоре» и изданный Вами сборник «Ленин в русской сказке»[31].

Привет![32]

Откликаясь на эту просьбу издательства, М. К. отправляет Рубановскому рукопись «Указателя литературы о Ленине» и добавляет в сопроводительном письме (без даты):

Имейте в виду, что этот указатель имеет чисто справочное значение, а отнюдь не рекомендательное: тут есть и фальсификации, и идеологически непригодные вещи, и т. п., – почему в таком виде он и не предназначен нами к печати, а используется только для внутренней работы и выдается Вам исключительно для информации. Прошу по использовании данную копию вернуть. Материалы после 1935 г. сюда не вошли[33].

Дело с изданием сборника подвигалось, однако, неспешно, так что 8 мая 1937 г. Рубановский повторяет свою просьбу:

Уважаемый Марк Константинович!

Мне стало известно, что Вы располагаете фольклорным материалом о Ленине и Сталине, который мне хотелось бы получить для нашего юбилейного сборника. В частности, очень хотелось бы иметь былину Конашкова (?) о Сталине[34] и «Плач о Ленине»[35], [36].

Сборник был выпущен спустя два года[37]. К тому времени «Academia» окончательно прекратила свое существование, что было, безусловно, ударом для М. К., связанного на протяжении семи лет с этим лучшим советским издательством 1920–1930‑х гг. (и продолжавшего с ним сотрудничать вплоть до начала 1937 г.[38]).

Тем временем ситуация вокруг «Покойнишного воя» становилась все более угрожающей – настолько, что М. К. вынужден был выступить публично с покаянным заявлением:

В 1924 г. я не сумел распознать ни скрытого контрреволюционного смысла этого плача, ни того, что он являлся, в сущности, мнимо-народным. Я не понял этого и позже и неоднократно ссылался на него в своих работах как на пример подлинно народного памятника. <…> Тем самым я объективно способствовал распространению текста, имеющего по своему существу, как я уже сказал, контрреволюционную направленность[39].

Публичное покаяние стало к 1937 г. привычным явлением. Каждому, кто «оступился», надлежало выступить публично и во всеуслышание отмежеваться от своих «ошибок». Отказ от саморазоблачения мог обернуться печальными последствиями. Хорошо понимая необходимость такого шага и его ритуальный характер, М. К. вынужден был отречься от фольклорного произведения, которое всегда считал «подлинным», и от одного из своих любимых учеников, уже поглощенного сталинской репрессивной машиной.

Эхо «Покойнишного воя» сопровождает М. К. в течение нескольких последующих лет. Среди «обличителей» М. К. мы находим и А. В. Гуревича (бывшего ученика), возглавлявшего в 1930‑е гг. секцию фольклора при музее в Иркутске и явно претендовавшего на титул ведущего фольклориста Восточной Сибири. В предисловии к составленному им сборнику можно прочесть следующее:

На протяжении целого десятилетия в области русского фольклора о Ленине в Сибири теоретики фольклора пропагандировали со страниц этнографического журнала «Сибирская живая старина», в различных литературных журналах, в учебных пособиях фальсификацию народного творчества «Покойнишный вой о Ленине» <так!>.

Первая Восточно-Сибирская краевая конференция по фольклору (январь 1937 г.)[40] вскрыла классово-враждебное содержание Покойнишного воя, с возмущением указала на грубую политическую ошибку проф<ессора> М. К. Азадовского, который десять лет пропагандировал фальсифицированное произведение. Конференция указала также на недопустимое замалчивание троцкистской сущности «покойнишного воя» и другими теоретиками фольклористики[41].

Этот выпад, болезненный для М. К., был ему хорошо известен. Но мог ли он выступить с опровержением!

Впоследствии М. К. еще не раз придется столкнуться с Гуревичем и его «методами».

Что же касается «Покойнишного воя», то это произведение продолжает пользоваться вниманием фольклористов, неизменно подчеркивающих его «аутентичность», то есть внутреннее и формальное соответствие народной обрядовой культуре[42]. Интерес к этому «плачу» и попытки его осмысления можно наблюдать и в наши дни[43].

В контексте 1937 г. следует упомянуть также о другом эпизоде, стоившем М. К. немало душевных волнений.

В книге «Русская сказка», сообщая биографические сведения о Н. О. Винокуровой, М. К. указал, что Наталья Осиповна скончалась в 1930 г. в возрасте около 70 лет[44]. Он узнал об этом в Иркутске незадолго до своего отъезда в Ленинград и с горечью воспринял это известие. «Знаете, какое у меня горе, – писал он 31