Читать книгу - "Демидовы - Николай Демидов"

Мы сели на пароход «Екатеринбург» и поплыли по Волге.

18 мая мы были в Перми. Сели там на поезд.

Приехали в Тагил. Посетили заводы.

Наш специальный вагон прибыл в Тагил 26‐го мая.

Я нанял повара, которого звали Василий.

28‐го мая мы доехали до Оби. Нас встречал генерал Ломачевский, томский губернатор. Также – генерал В.К. Болдырев, начальник Алтайского горного округа из Барнаула. Они нам объяснили, что будет очень трудно ехать Чуйской долиной до Кош-Агача, так как дорога очень узкая…»

Похоже на отчет о командировке, написанный для руководства, не так ли?

В этом путешествии Демидовых сопровождали английские друзья – натуралист Джордж Литлдел и его супруга. Литлдел в своих мемуарах, помимо прочего, описал случай, произошедший в Барнауле во время посещения местного музея: «Когда мы закончили осмотр, нас попросили оставить запись в книге посетителей, что мы и сделали. Но смотритель музея попросил Демидова подписаться еще и титулом. Елим смутился и ответил, что ему не кажется это уместным… Софи [Софии Илларионовне] пришлось уговаривать его…» О скромности Елима упоминали и знавшие его шахматисты. Так, например, во время петербургского турнира 1909 года, посвященного памяти Михаила Ивановича Чигорина, Елим Павлович в последний момент отказался от участия, поскольку стеснялся играть с такими корифеями, как Эмануэль Ласкер или Рихард Тейхман, автор известного выражения «Шахматы на девяносто девять процентов состоят из тактики».

Скончавшийся в 1909 году Павел Павлович завещал свои «триста долей» Елиму, что сделало того крупнейшим совладельцем семейного дела. Волей-неволей Елиму Павловичу пришлось вникать в состояние дел на заводах. При этом он продолжал службу в Министерстве иностранных дел, правда, с перерывом – оставил должность первого секретаря русского посольства в Вене в 1908 году, а назначение на должность советника посольства в Париже получил в 1911 году. К числу достижений Елима Демидова относят строительство железнодорожной ветки до Алапаевска и открытие шахты «Софья» в Егоршине[94], но на самом деле оба события, можно сказать, были предопределены, произошли бы и без его участия. Только шахта называлась бы иначе, а не именем супруги Елима Павловича. Попытки раздобыть средства на модернизацию завода успеха не имели, а выделенных правительством семисот пятидесяти тысяч и миллиона, который Елим собирался взять из наследства дядюшки Нечаева-Мальцева, для этого было недостаточно.

Говоря об упадке демидовских заводов при последних владельцах, нужно понимать, что упадок наступил не сразу. Первые пятнадцать лет, прошедших после смерти Павла Павловича, были относительно благополучными. Один только Нижнесалдинский завод, который выпускал железнодорожные рельсы и считался наиболее прибыльным демидовским предприятием, в девяностых годах XIX века ежегодно приносил более миллиона рублей чистой прибыли. Согласно сорок шестому параграфу Положения об управлении имением наследников действительного статского советника Павла Павловича Демидова, прибыль должна была распределяться следующим образом: двадцать пять процентов шло на составление капитала погашения, по десять процентов отводилось на образование запасного и оборотного капиталов, пять процентов шло на вознаграждение членов правления, а половина прибыли выдавалась владельцам, причем такой порядок был установлен только в неблагополучном 1906 году, а до этого доход владельцев составлял семьдесят пять процентов от прибыли. И нужно отметить, что порядок постоянно нарушался. Правдами и неправдами, «не мытьем, так катаньем», владельцы ежегодно вытягивали из заводов больше того, что им полагалось, и совершенно не думали о том, что любое дело требует регулярных вложений.

Вот еще один фрагмент из воспоминаний Грум-Гржимайло, демонстрирующий отношение последних Демидовых к своим заводам: «Строение промышленного предприятия, его жизнь были совершенно недоступны пониманию Демидовых. Помню, меня вызвали в Выйский завод по вопросу о мехах. Я сделал визит Жонесу и Демидову, кажется, Павлу Павловичу. Они спросили меня, каким ветром меня занесло в Нижний Тагил, куда я выезжал очень редко. Я сказал, что вожусь с Выйскими мехами и что придется скоро потребовать денег на новую машину, потому что с таким хламом, как в Тагиле, много не наработаешь.

– Ну, ну, не все же хлам! – вступился Жонес. – В Тагиле недавно поставлена новая паровая машина, стоящая пятнадцать тысяч рублей.

– А сколько Вы взяли за это время с Тагила, Анатолий Октавич?

– Взяли – это наше дело!

– А сколько Вы нам дали?

– Вам все мало, молодой человек! – рассмеялся Жонес.

Наша пикировка поставила в тупик Демидова, и он спросил:

– Я все-таки не понимаю. Ведь пятнадцать тысяч – хорошие деньги, почему Вы еще недовольны?

Я объяснил ему, что заводам нельзя не давать денег, заводы нельзя не поддерживать, и тот, кто давать денег не будет, с заводов ничего не получит. Недоуменные взгляды Демидова ясно показали, что для него это было откровением, и неприятным откровением. Он привык думать, что благодетельствует заводам, соглашаясь на затрату средств. Жонес заметил, что эта тема не по зубам Демидову, и переменил разговор, а я заключил, что сказал то, что говорить при этом ребенке не следовало бы. Пусть спит пока… Зачем его тревожить вопросами, которых он боится и решить которые он не в силах все равно…»

В 1899 году по инициативе выдающегося химика Дмитрия Ивановича Менделеева и при поддержке министра финансов Сергея Юльевича Витте была создана комиссия по изучению кризисного состояния уральской промышленности. Итогом работы комиссии стал отчет «Уральская железная промышленность в 1899 году», согласно которому развитию промышленности препятствовали следующие факторы: чрезмерное сосредоточение больших площадей земли в руках одних владельцев, сохранение остатков крепостной системы в виде приписки крестьян к заводам, использование владельцами только собственного леса, плохая развитость путей сообщения и недостаточная предприимчивость владельцев. Собственно, предприимчивость проявляли только управляющие, которым в виде премий перепадали крохи от хозяйских доходов, а сами владельцы даже при большом желании ничего толкового предпринять не могли, поскольку не разбирались в делах. Единственное, на что они были способны, так это «выбить» очередной кредит.

Один из членов менделеевской комиссии, профессор Константин Николаевич Егоров, составил после осмотра Нижнетагильского завода двоякое впечатление: «Мы видели хорошо оборудованные и находящиеся в прекрасных помещениях механический цех и фабрику рельсовых креплений с паровыми машинами, мощными электрокранами, электрическим освещением. А рядом – домны, расположенные в полутемных помещениях с железными решетками на окнах, с саженными стенами; мрачные, тесные закоулки, старинная воздуходувка, действующая от балансирной машины Уатта; деревянные краны, водяной ларь, кричные горны и сталетомильные печи – все остатки древности, грузные, прочные, исправные и все же требующие замены, как не отвечающие современным представлениям о быстроте, точности и экономичности действия».

До 1902 года заводские дела шли хорошо, однако проблемы постепенно накапливались (пока не достигли критического уровня) и возникающие «дыры» затыкались ссудами, получаемыми от правительства и частных банков. Но, как известно, охотно кредитуют лишь тех, кто крепко стоит на ногах… В 1902/03 финансовом году демидовские заводы вместо прибыли принесли около четырехсот тысяч убытков, и в мае