Читать книгу - "Александр Тиняков. Человек и персонаж - Роман Валерьевич Сенчин"

часть тех, кто негодовал при советской власти, после ее падения тоже изменили к «Свидетельству» отношение. Хотя, насколько мне известно, Соломон Волков до сих пор не предъявил бесспорных свидетельств (извините за каламбур) того, что это именно воспоминания Дмитрия Шостаковича, а не их пересказ или же вовсе фантазия. Нет в распоряжении исследователей даже текста «Свидетельства» на русском, если не считать перевода с английского.

* * *

В отличие от Дмитрия Шостаковича, в герое зощенковского «Перед восходом солнца» говорит только оскорбленное чувство: «поэт Т.» предал искусство, стал животным. Никакого протеста, никакой высшей честности он не видит.

Повесть, как я уже замечал, была закончена во время Великой Отечественной войны и частично опубликована в 1943 году в журнале «Октябрь» (выпустить главку с «поэтом Т.» редакция не успела), после чего на Зощенко обрушились не только партийные руководители, но и собратья, друзья. Михаил Михайлович был в прямом смысле раздавлен, остался без возможности жить литературой. Быть может, тогда он особенно часто вспоминал о стоявшем на панели Тинякове, мысленно представлял себя на его месте – на месте антигероя той книги, из-за которой его буквально вышвырнули из советской литературы.

Зощенко не повесил на грудь картонку с надписью, подобную той, что повесил Тиняков (замечу, что надпись «Подайте бывшему поэту» Зощенко выдумал, в реальности она была другой – «Подайте на хлеб поэту, впавшему в нужду»). Он предпочел каяться, «перековываться». В письме своей подруге Лидии Чаловой от 28 июля 1944 года Михаил Михайлович признавался:

Я теперь вроде начинающего. Мне-то это безразлично, даже легко. Но тебе, вероятно, будет досадно за меня, будешь огорчаться. А по мне, все равно, чем заниматься. Хоть куплетами. Работать буду, а что именно – это уж не такой значительный вопрос. Несомненно, театром займусь. Опереттой. Эстрадой. Мало ли дела.

Отдаю себе полный отчет, что все это не на 2–3 дня. Тут процесс длительный, так как дело не только во мне, а в новом требовании к искусству…

Дела действительно стали постепенно налаживаться, но через год Зощенко вновь раздавили – на сей раз поводом стал рассказ «Приключения обезьяны».

Продолжение этой линии – ниже. А сейчас обратно в довоенное время…

Михаил Михайлович знал Тинякова еще задолго до революции, посещая литературные кафе; они общались по писательским делам в первой половине 1920-х; Тиняков подписал и подарил ему две последние книги стихов. По утверждению Чуковского, нищенствующий Александр Иванович стал прототипом героя повести Зощенко «Мишель Синягин» о падении интеллигента.

…Он стал иногда просить милостыню. И, выходя на улицу, иной раз останавливался на углу Невского и Фонтанки и стоял там, спокойно поджидая подаяния.

И, глядя на его лицо и на бывший приличный костюм, прохожие довольно охотно подавали ему гривенники и даже двугривенные.

При этом Мишель низко кланялся, и приветливая улыбка растягивала его лицо. И, низко кланяясь, он следил глазами за монетой, стараясь поскорей угадать ее достоинство[63].

Заканчивается повесть тем, что главный герой прозревает – вспоминает, что в родном Пскове у него жена, дом, – и возвращается. Вскоре умирает, но в окружении родных, и на его могиле – цветы…

«Вообще человек, „потерявший человеческий облик“, – писал Корней Чуковский в воспоминаниях о Михаиле Михайловиче, – стал в ту пору, в конце двадцатых и в начале тридцатых годов, буквально преследовать Зощенко и занял в его творчестве чуть ли не центральное место»[64].

Герой «Перед восходом солнца» заявляет, что не знает «его дальнейшей судьбы» (после примерно 1928 года), но сам Михаил Зощенко о судьбе Тинякова знал.

Не так давно, благодаря изысканиям литературоведа Марии Котовой, в научный оборот было введено письмо Тинякова от 6 июля 1933 года:

Дорогой Михаил Михайлович!

Был я в лагерях, где мне жилось очень хорошо, но откуда меня, к сожалению, освободили досрочно; отбывал я затем конец срока, – на положении почти свободного гражданина, – в Саратове, где голодал и бедствовал невероятно. Став полноправным гражданином, я вновь вернулся в Питер и нашел здесь жену, совершенно больную (туберкулез костей), безработную, голодную. Попрошайничать на улицах боюсь, – как бы опять не выслали! Ищу везде работы, есть надежда, что недели через две получу и буду иметь хоть кусок хлеба. Но что делать до тех пор? Невыразимо тяжело отнимать последние крохи у больной женщины, которая и без того много-много для меня сделала.

Вы были в свое время добры ко мне, подавали мне… Но не думайте, что я бессовестный и бесчестный попрошайка по натуре. С краской стыда, с болью в сердце обращаюсь к Вам я сейчас. Если Вы в состоянии, то помогите мне на эти ужасные две недели маленькой суммой (не больше 25 руб.). И если у Вас среди хлама найдутся какие-нибудь рваные, никуда не годные брюченки и что-нибудь из бельишка, это тоже пожертвуйте мне: дошло дело до зареза.

Простите меня! Если не отвергнете моей просьбы, то черкните, когда зайти: беспокоить я Вас не буду, возьму и уйду, унося в сердце вечную, неизмеримую благодарность к Вам.

Искренно любящий Вас

Александр Тиняков

Адрес мой: ул. Жуковского, д. 3. кв. 7.

Александру Ивановичу Тинякову[65].

Как бы хотелось узнать, помог ли ему Зощенко, отозвался ли как-то на это письмо. Не исключено, что и нет – Михаил Михайлович тогда находился в зените славы, собирался в писательскую командировку на Беломорканал.

«Он имел несчастье прожить больше, чем ему надлежало», – сожалеет Зощенко, вспоминая Тинякова 1912 года, когда тот был чист, красив и читал эстетские стихи.

На мой взгляд, Александр Тиняков и был создан природой как раз для вот этой своей жизни, которая была «больше». После. Не будь ее, мы бы имели чуть другое представление об истории страны середины двадцатых – начала тридцатых, о людях, ее населявших. Впрочем, о людях – громко сказано: Одинокий и остался одиноким. По-настоящему одиноким, единственным в своем роде. Не прятался, как поэт Александр Добролюбов, в Узбекистане, не убил себя, как, видимо, понявший, что писать ему свободно уже не дадут, Есенин, не пытался наводить мосты к чуждой ему идеологии, как Михаил Булгаков, не продался за пайки, дачи и квартиры, как большинство перетекших из одного социального строя в другой литераторов. Тиняков остался свободным…

Возвращаюсь в 1946-й.

Да, негодование после публикации «Перед восходом солнца» улеглось, Зощенко вновь публиковался, был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», но вскоре – без ведома автора – журнал «Звезда» перепечатал из «Мурзилки» рассказ Зощенко «Приключения обезьяны», за который его