Читать книгу - "Солдат Берии. 1418 дней в рядах войск НКВД по охране тыла Красной Армии - Федор Петрович Васильев"

Немцы работали на заводах, и вот я про один случай знаю, немец точил деталь, наши ему: «Надо побыстрей», — и так далее. Немец: «Нет, 4 дня надо». Но, наши на него насели, он быстрей сделал, а деталь и полетела. «Я же говорил, будет плохо».

А японцы лентяи были. 3–4 человека рельс от узкоколейки веревкой тащат. Один кричит: ай-два-…

Про немцев этого не скажешь, они умели работать, но уже если звонок на обед — все, обед есть обед. Минуты своей не отдадут.

— Смертность среди пленных высокая была?

— Да нет.

— Побеги были?

— У меня нет.

— Как население относилось к немцам?

— Особенно женщины выскакивали, плевались. Потом ничего — наш народ злобный, но не злопамятный.

— Немцы поделки делали, обменивались с населением?

— У нас нет.

— А к власовцам какое было отношение?

— Очень плохое. Мы их не трогали, но отношение было плохое. Я помню, в Мурманске их принимал, из Англии союзники нам передавали. Недружелюбное было к ним отношение.

— Ваших немцев когда отпустили?

— То ли в 52 или 55-м годах, уже Сталин умер. Я сопровождал немцев на Одер, передавал. Целыми эшелонами.

А до этого еще один случай был — я передавал в Чехословакию 4 генералов немецких, они там в Чехословакии какие-то преступления совершили, и мы их передавали. Был сформирован особый конвой, которым я командовал. Брал я их в Лефортове или на Лубянке, отвез их на границу, в районе Чобота, там их чехи принимали. Я: «От имени Союза Советских Социалистических республик я передаю Чехословацкой республике 4-х немецких военных преступников». И они тоже со своей стороны: «От имени Чехословакии принимаем арестованных». Так и служил.

Интервью и лит. обработка: А. Драбкин, Н. Аничкин

Опубликовано на сайте «Я помню» (https://iremember.ru/)

Павел Глебов

Блокада

Я родился 24 января 1920 года в глухой смоленской деревеньке, среди болот и лесов, но среди добрых замечательных русских людей с богатой душой, чистым сердцем, которые мне передали все те чудесные, замечательные качества, которые свойственны именно русскому человеку.

В семье я был старшим из троих детей. Когда мне было 13 лет, мы лишились отца, а две сестры были еще моложе. Мать совершенно неграмотная, не знала ни одной букву, ни одной цифры, ни одного дня не ходила в школу. И вот 13-летним я остался в семье старшим и вынужден был сам делать все работы.

В 1933 году на Украине и Смоленщине был страшный голод. От отца нам осталась только лошадь, которую отец холил и лелеял. Мы ее продали и, выгадав тысячу рублей, купили конька. В 33-м году тысяча рублей — огромные деньги. Два года до создания колхоза мы вели натуральное хозяйство. Сестренки были еще маленькие, поэтому вся работа лежала на нас с мамой. Мы должны были вспахать, заборонить, посеять, скосить, сжать, убрать и т. д.

В 1935 году я закончил неполную среднюю школу, которая находилась в пяти с лишним километров от деревни. После окончания этой школы передо мной встал вопрос — куда дальше? Ближайшая средняя школа была за 20 километров от деревни. Я попытался там учиться, но там надо было платить за жилье и питание, а для меня это непосильно и я бросил эту школу. Через год я поступил в сельскохозяйственный техникум в Ельне, на отделение селекции и семеноводства. Это был замечательный техникум, он дал мне путевку в жизнь.

В 1938 году я вступил в комсомол.

5 октября 1940 года, после окончания техникума, я был призван во внутренние войска и направлен в Карелию. Сейчас говорят, что мы не готовились к войне, это неправда, мы тщательно готовились к войне, но мы не готовились к агрессии, мы готовились защищать свое Отечество.

После призыва меня направили на двухмесячные снайперские курсы, после окончания которых я вернулся в часть. В части также проводилась усиленная подготовка. Было множество учебных тревог, зимой нас регулярно на неделю выбрасывали в лес. Там мы ночевали под открытым небом, сами себе готовили пищу. В начале 1941 года наши семь полков совершили 250-километровый марш от Петрозаводска до Медвежегорска. Шли пять суток в полной боевой выкладкой. Шли в сапогах, за спиной валенки, мороз 23–25 днем, а ночью до 30-ти ночью. В ватных брюках, телогрейках, с трехлинейной винтовкой, противогазом, гранатами, лопатой, н/з на три дня. На лыжах мы преодолевали 50 км в сутки. От снега отсыревали ноги и на привале мы снимали сапоги и надевали валенки. Ни в коем случае нельзя было допустить обморожения — ни пальца, ни носа, ни щек — это расценивалось как членовредительство, сознательное выведение себя из боевого строя, и жестоко наказывалось.

По сравнению с другими ребятами, особенно украинцами, мне все это давалось сравнительно легко, потому что я, учась в техникуме, четыре года летом каждый выходной пешком, а зимой на лыжах приходил домой к маме, за 20 километров. Поэтому к моменту призыва я уже хорошо знал лыжи, и в армии я участвовал в соревнованиях на 10, 20, 30 км.

На ночлег мы оставались в лесу — сами себе готовили ужин, нарубали еловых веток на подстилку, дежурного оставляли, он разжигал костер и периодически нас переворачивал, чтобы мы не простудились. Так ночь прошла. Утром подъем, умылись, быстро приготовили себе завтрак и пошли дальше. И так вот пять суток.

К концу дня мы все идем усталые, изнеможенные, а командование выбрасывают вперед взвод с холостыми патронами, и они открывают стрельбу, имитируют нападение противника на колонну. Кричат: «Цепь развернуть! Вправо, влево! Преследовать противника!» И так три, пять, семь километров. Потом дают команду: «Газы!», и мы уже в противогазах начинаем преследовать «противника».

И вот так через пять суток мы пришли через в Медвежегорск. В Медвежегорске передохнули. После чего подогнали эшелон, мы погрузились в него и уже эшелоном вернулись в расположение части.

Вся наша подготовка была построена на опыте Зимней войны, у нас в полку были офицеры, прошедшую ее.

Война застала меня на спортивной площадке. Мы сдавали нормы ГТО и тут поступает команда: «В ружье! Все по своим местам! Слушайте радио!» Послушали.

Вскоре противник подошли к Петрозаводску, с севера финны, с юга немцы.

Первый бой был в августе 1941 года. К тому моменту мы были в таком напряжении, что бой для нас был даже разрядкой. Погиб, ну что — так получилось, остался жив — пошел дальше. Мы похоронили убитых и стали готовиться к