Читать книгу - "Одна маленькая жизнь. В поисках следов - Маттиас Клингенберг"

жизни в коллективе. Все необходимые объекты были частью целостной замкнутой структуры: школы, детские сады, общие кухни и столовые, комнаты бытового обслуживания, холодильные отделения и кладовки, медицинские кабинеты, бассейн, дом культуры и местная администрация должны были органично сосуществовать под одной крышей. В сущности, оба архитектора ориентировались на функционализм довоенного времени, а в одном из тогдашних архитектурных журналов в равной степени ссылались на швейцарца Ле Корбюзье и советских авангардистов. Проект был отмечен золотой медалью на архитектурной триеннале в Милане.

Мы останавливаемся перед главным входом Колдума. Честно говоря, всё это выглядит как обветшалый спальный район в каком-нибудь забытом постсоветском мегаполисе. В передней части комплекса сегодня находится гостиница. Мужчины с волосатыми торсами, внушительными пивными животами и сигаретами в уголках ртов стоят в своих комнатах, хорошо видимые через большие, широко распахнутые из-за жары окна в металлических рамах. В комнате справа над фойе на летнем ветру развеваются потёртые занавески, намекая на то, что за ними скрывается такой же потрёпанный, спартанский интерьер. Печальное предположение подтверждается: я нахожу фотографии номеров на чешском сервисе бронирования. На фото два продавленных, ничем не накрытых матраса на фанерном каркасе, рядом ржавая раскладушка. Другие предметы интерьера – прочерк. Похоже, что, несмотря на якобы присвоенный статус, находящийся под охраной памятник архитектуры Колдум никому не интересен.

Едем дальше. До 14:00 остаётся совсем не много времени. Дорога к Мосту проходит через бывший Мальтхойерн, в период с 1974 по 1975-й он был полностью «девастирован» – так это называется на безобидно-техническом, говоря прямо, он был просто стёрт с лица земли. Всё из-за бурого угля, который залегает повсюду в здешних землях. Там, где раньше стоял Мальтхойерн – по-чешски Залужи, – теперь находятся фабрики концерна «Унипетрол» и компании «Ческа Рафинерска». Мы едем по хорошей дороге, справа и слева серебристые металлические трубы и резервуары нефтеперерабатывающих заводов, а между ними бетонные склады и вышка. Похожая на перевёрнутый лук, она заметно выделяется в индустриальном ландшафте. Пахнет химикатами. Перед заводом, вокруг ржавой автобусной остановки, стоят мужчины в грязной рабочей одежде – пересменок. Из громкоговорителей доносятся объявления. Чуть позже мы вернёмся сюда, и Карел Отто с Эдвардом покажут нам то немногое, что осталось от Судетской топливной компании (Sudetendeutsche Treibstoffwerke[50], или STW), – старое здание заводоуправления из красного кирпича, несколько заправочных комплексов, а также старую сигнальную будку с надписями немецкой фрактурой.

C помощью STW нацистский режим пытался справиться с дефицитом топлива в войсках. Для получения синтетического бензина бурый уголь сжижали. Это происходило на так называемых гидрогенизационных установках. Процесс чрезвычайно сложный и гораздо более дорогой, чем покупка топлива на мировом рынке. Несмотря на это, национал-социализм инвестировал в проект значительные суммы. Сам Гитлер считал, что отсутствие зависимости от стран – производителей нефти и протяжённых транспортных путей играет ключевую роль для ведения войны. Всего в рейхе было двенадцать гидрогенизационных заводов, на которых производилось топливо для люфтваффе и большей части сухопутных войск. Неудивительно, что заводы всё чаще становились целью авиационных ударов союзников. 16 января 1945 года инфраструктура STW была разрушена на 70 %, из-за дальнейших атак возобновление производства оказалось невозможным.

Итак, Карл в составе батальона охраны тыла караулил здесь подневольных рабочих, а значит, по крайней мере, здание дирекции из красного кирпича должно было быть ему знакомо. За что же он отвечал? Каждое утро сопровождал военнопленных из лагеря на завод? Или контролировал рабочий процесс, следя за тем, чтобы никто не саботировал работу и не сбежал? Вполне возможно, что он никогда не видел производство изнутри и дежурил только в лагере. Я уже догадываюсь, что и это посещение вряд ли что-то прояснит. Сколько ни погружаюсь в то время, дед так и остаётся в нём почти невидимым.

Справа от нас, на холме, теперь виднеется Hrad Hněvín – замок Хневин в городе Мост. По левую сторону, в низине, лежит большое озеро. На этом месте находился старый город – до его разрушения из-за угля.

В облике современного Моста, возведённого в конце 1960-х, преобладают уже знакомые нам по Литвинову панельные кварталы и парадная социалистическая застройка. Новый город построен примерно в двух километрах к юго-западу от старого Брюкса, который с 1967 по 1982-й постепенно разбирали. Интересная деталь: часть работ по демонтажу была проведена американской киностудией «Метро-Голдвин-Майер». Она использовала город как декорации к известному фильму о Второй мировой войне «Ремагенский мост». Так что здания, взлетающие в воздух одно за другим, не макеты из папье-маше, а историческая часть города Брюкс, основанного в XIII веке.

Въезжая в Мост через серию кольцевых развязок, мы гадаем, состоится ли встреча. Всё-таки жара стоит ужасная, а письмо с подтверждением встречи отправлено целых две недели назад. Да и было ли оно, написанное на немецком, верно понято. Примерно в половине второго мы стоим с вещами у современной стойки регистрации отеля «Капитоль». Когда я открываю стильный номер электронным ключом, возникает дежавю: как будто я снова в супермаркете «Билла» в Литвинове. Проходит всего несколько минут, за это время я успеваю нанести новый слой солнцезащитного крема, и в комнате звонит телефон: администратор сообщает, что мои посетители ожидают в фойе. На двух чёрных репликах Баухауса сидят Карел Отто и Эдвард. Обоим около пятидесяти, одетые в лёгкую летнюю одежду, они весело смотрят на меня. Мы приветствуем друг друга по-немецки. Карел Отто, похоже, понимает очень хорошо, только формулировки даются ему с некоторым трудом. У Эдварда маленькая бородка между нижней губой и подбородком. Он протягивает мне свою визитную карточку, где он обозначен как Эдвард Д. Бенеш, главный редактор газеты «Mostecký deník» – «Мостецкий ежедневник». Прочитав полное имя, я прихожу в лёгкое замешательство: фамилия кажется мне знакомой. Позже, уже вечером, вернувшись в отель, я читаю в сети, что Эдвард Бенеш был первым послевоенным президентом Чехословакии и возглавлял страну до 1948 года. Так называемые декреты Бенеша утвердили экспроприацию имущества и принудительное переселение всех судетских немцев без выплаты компенсации. Это привело к серьёзным нарушениям прав человека. Многие депортированные переселение не пережили. Я не могу понять, имеет ли наш Эдвард Бенеш – на его визитной карточке между именем и фамилией вписана заглавная Д. – отношение к чешскому национальному герою или это совпадение, а спросить об этом его самого не решаюсь.

Спустя неделю после нашей встречи, когда я сижу в берлинском парке Бритцер и пишу эти строки, от Эдварда приходит письмо со ссылкой: «Nemecky historik patral na Mostecku po osudu sveho dedecka, nemeckeho vojaka»[51]. Эдвард превратил мой приезд в небольшую статью. Глядя на снимок,