Читать книгу - "Правосудие в современной России. Том 2 - Екатерина Владимировна Михайлова"

В качестве оснований для возвращения прокурором уголовного дела следователю отмечаются отсутствие конкретизации в редакции обвинения на конкретное описание механизма преступного поведения и установление причинно-следственной связи между действиями обвиняемого и причиненным вредом.

Одним их повторяющихся фактов для возвращения уголовного дела прокурору в порядке, установленном ст. 237 УПК РФ, отмечены нарушения органами предварительного расследования требований ст. 220 УПК РФ при составлении обвинительного заключения, в котором отсутствуют указания на причиненный вред, а также лицо, которому этот вред причинен.

В рамках сокращенных уголовно-процессуальных процедур в расчет берется условие возмещение вреда, т. е. формальные показатели, но не реальные (например, часто на практике отсутствуют сведения о реальном возмещении вреда). Отмечаются случаи перерасчета причиненного преступлением вреда уже в ходе судебного разбирательства.

Многочисленными являются нарушения, допущенных при учете преступлений и заполнение сведений в первичных учетных документах о сумме причиненного и возмещенного материального вреда. Нельзя не отметить имеющие место в практике прокурорского надзора многочисленные факты искажения сведений о причиненном преступлениями и возмещенном в рамках предварительного расследования ущербе. В некоторых случаях речь идет о десятках миллионов рублей.

Причины многочисленные и тезисно[250] могут быть представлены как:

— организация, профессионализация и цифровизация корыстной преступности, предполагающей сложности механизмов преступного поведения (высокая скрытность, мимикрия под легальную сферу и др.);

— сложности оперативного определения стоимости активов или предмета преступления (использование цифровых активов; системные проблемы доступности экспертных исследований и др.);

— несовершенство государственной системы финансового контроля за финансовыми потоками (отсутствие правового механизма выявления источников получения гражданами крупных сумм доходов; широкие возможности получения заработка в различных активах и динамичность изменения финансовых рынков; возможность маскировки преступной деятельности посредством множественных платежных цепочек и др.);

— отсутствие общепринятой методики и алгоритмов межведомственного взаимодействия при установлении характера и размера преступного вреда;

— проблемы соотнесения вреда в материальном и процессуальном смыслах (например, при многообъектных преступлениях, множественных и специальных потерпевших; ряда объектов, например электроэнергия, экологические объекты и др.; деловая репутация юридических лиц; наступление психического расстройства потерпевшего и его оценки и др.);

— персонификация и разграничение конкретно причиненного вреда среди большого количества потерпевших (определение фактического потерпевшего, например при мошенничествах в сфере ИТТ и КИ);

— упречность юридической техники (например, отсутствие на формальную обязанность установления размера и характера вреда при проверке сообщения о преступлении; соотнесение понятий «вред» и «ущерб» и проблемы их понимания практиками).

Вопросы возмещения вреда

Эффективность процессуальной деятельности по возмещению вреда от преступления всегда была в центре внимания ученых и, как представляется, может по праву рассматриваться как вторым (после механизмов доступа к правосудию) реперным показателем результативности уголовно-процессуального порядка.

Что касается России, то исторически сложилось так, что идея «соединенного процесса», применимая во Франции, была успешно имплементирована путем включения института гражданского иска в уголовном деле в Устав уголовного судопроизводства 1864 г. еще при Александре II[251].

По аналогии с проблемами установления преступного вреда, на механизмы его возмещения оказывает влияние социально-экономические и иные объективные факторы, определяющими из которых является размер и характер теневого сегмента российской экономики[252], все более усиливающей с позиции общественной вредоносности организованная корыстная преступность в сферах с наибольшими финансовыми потоками (бюджетная, налоговая, ИТТ и КИ, ОПК и др.) и сложившейся незаконной индустрией легализации и иного сокрытия преступных активов. Нельзя не отметить недостаточно оперативный характер выявления и раскрываемости некоторых корыстных высоколатентных преступлений (например, налоговых, связанных с легализацией преступных доходов и др.).

Практически невозможно возместить причиненный вред в случае смерти виновного лица, его неплатежеспособности; реализации на момент раскрытия преступления похищенного имущества с последующими сложностями установления их фактического владельца; отсутствия реальной возможности трудоустройства осужденных в ИУ ввиду их низкой мотивации. К этим объективным факторам следует также добавить стремление виновных уклониться от уплаты денежных средств потерпевшим, в основе которого лежат ненависть, жадность, надежда избежать гражданско-правовой ответственности и другие низменные побуждения[253].

Не способствуют своевременному восстановлению нарушенных криминальными посягательствами имущественных прав нарушения требований УПК РФ: в полном объеме не выясняется, каким образом обвиняемые распорядились имуществом; ненадлежащее исполнение следователями и дознавателями обязанностей по своевременному признанию лиц потерпевшими, планированию и осуществлению следственных и иных процессуальных действий, направленных на определение фактической стоимости похищенного имущества или преступных активов; своевременное установление имущества и др. Отмечаются сложности наложения ареста на имущество. Так, причинами отказов в большинстве случаев явились просчеты в обоснованности и мотивированности ходатайств, не подтвержденных материалами уголовных дел сведений о стоимости и правовом режиме имущества, на которое наложен арест. Отмечается несвоевременность разъяснения потерпевшим права и порядка заявления гражданского иска.

Качественная оперативно-розыскная деятельность традиционно предопределяет быстрое и полноценное установление преступного имущества. Тем не менее нередко сотрудниками оперативных подразделений допускается недостаточная работа по делам оперативного учета; несвоевременное исполнение поручений следователя, их формальность (без учета региональных особенностей, признаков состава преступления и обстоятельств проверяемого деяния или события) и, как следствие, — отношение к этой задаче как к второстепенной, что в ряде случаев создает условия для его вывода (сокрытия) и фиктивного оформления виновным лицом на третьих лиц и др. Усугубляет данное положение недостаточная техническая оснащенность оперативных подразделений органов дознания и отсутствие единого подхода и доступа к информационным ресурсам, содержащих полную информацию об активах лиц.

Возможности Росфинмониторинга инициативно используются в недостаточной мере, а поступившие из него материалы финансовых расследований и инициативных информационно-аналитических материалов в отсутствие механизма их реализации в рамках уголовных и смежных процедур (как простые сведения, как основания для процессуальных проверок, как материалы ДОУ), прежде всего объема и характера проверочных действий, не способствует повышению эффективности противодействия легализации преступных доходов, не всегда позволяют полноценно реализовать полученные сведения. Учитывая тот факт, что иных органов, обладающих признаками финансовой разведки, в стране не создано, игнорирование ресурсов Росфинмониторинга существенно снижает эффективность рассматриваемой деятельности.

Отмечаются проблемные вопросы возмещения вреда как в общих, так и в сокращенных процедурах. Так, вариативность процессуальной возможности прекращения уголовного дела с момента его возбуждения до принятия судом окончательного процессуального решения дезориентирует практиков, предполагая широкие границы усмотрения и применения данного института, что не всегда позитивно влияет на разумность и своевременность доступа к правосудию.

Причины отмеченных обобщенных результатов реализации правоприменительных инструментов разноплановы и традиционны. Так, неоднократно отмечаются:

— сложности понимания практиками механизмов конституционных гарантий потерпевшего на возмещение преступного вреда (особенно явные и скрытые зависимости с гарантией доступа к правосудию; соотношение института возмещения вреда в механизме уголовного преследования);

— дефекты юридической техники (неполное соответствие отраслевых гражданско-правовых подходов и используемых в уголовном судопроизводстве; разобщенность рассматриваемых норм в положениях УПК РФ);

— недостаточная регламентация процессуального порядка прекращения уголовного дела с условием возмещения вреда в