Читать книгу - "Девочка из Аушвица. Реальная история надежды, любви и потери - Сара Лейбовиц"

Мы проехали километр от румыно-болгарской границы, шедшей по Дунаю, когда поезд внезапно остановился, все двери открылись и пассажиров стали выводить на улицу и пересаживать на паром через Дунай.

Мы долго сидели в вагоне, дожидаясь своей очереди.

Наконец Шалом сказал мне:

– Сиди с ребенком здесь. Я пойду узнаю, почему так долго.

Вернувшись, он сообщил мне, что у людей не проверяют разрешения на выезд, а просто пересчитывают их перед посадкой на паром. Люди без разрешений садятся тоже, и возможно, что мест на пароме на всех не хватит. Он предложил нам пойти и встать в живую очередь на паром.

Мы сошли с поезда, побежали к парому и смогли сесть на него. Спустя десять минут транзитный пункт закрыли, и все, кто не попал на паром, включая людей, заплативших за билеты до Израиля, остались в Румынии. Им пришлось ждать еще несколько недель следующего корабля.

Мы стояли на пароме – около пяти тысяч человек – и пели в один голос: «Пока есть сердце внутри…»[52] со слезами на глазах. Кажется, не было такого человека, который бы не прослезился.

С этого момента мы могли немного успокоиться, потому что знали – все, кто пересек Дунай, сядут на корабль.

Сойдя с парома, мы долго шли пешком, а потом ночевали под открытым небом, чтобы сесть на следующий поезд. Мы сели в него перед самым Йом-кипуром (Днем покаяния), и там нам раздали мед, джем, сгущенное молоко и халы.

В начале Йом-кипура поезд остановился посреди поля в Болгарии. Вокруг простирались только одни поля. Мы сошли с поезда и подготовились к встрече священного дня. Мужчины достали талиты и молитвенники, и мы произнесли молитву Кол нидре[53]. Это был один из самых эмоциональных молебнов в моей жизни. Йом-кипур в поле, по дороге на Землю Израиля! Помню, как я смотрела на Шалома, который молился со своим талитом на голове. Мы все чувствовали поступь Мессии.

В день Йом-кипура у маленькой Далии начались рвота, озноб и лихорадка. Я обежала сотни людей в поисках доктора. Я нашла врача, он дал ей лекарство, и ее состояние улучшилось.

Доктор сказал мне:

– Смотрите, вон там, вдалеке, стоит дом. Пойдите и попросите у хозяев кружку молока. Оно поможет ребенку.

Я пошла в тот дом и выменяла мой свитер на бутылку молока.

После праздника мы снова забрались в поезд и всю ночь сидели на полу, держа Далию на руках и молясь за ее выздоровление.

После долгих странствий мы наконец достигли порта Бургас в Болгарии и сели на судно «Маплим»[54], которое изначально называлось «Падука», но во время плавания было переименовано в «Геулу» («Избавление»). Капитаном был Мока Лимон, и 1388 пассажиров плыли вместе с нами.

Мы сели на корабль в пятницу и плыли семь дней, во время которых отметили праздник Суккот[55]. Когда мы достигли берегов Израиля, пять британских миноносцев окружили нас, и один из них взял корабль на абордаж. Нам сообщили, что мы не высадимся на землю, а вместо этого будем задержаны на Кипре.

Мы начали плакать. Мы не понимали, почему нас внезапно останавливают – после всего, через что мы прошли. Британские солдаты поднялись на борт. Лидеры Хаганы[56] убеждали их пропустить нас, но британцы не позволили, и мы провели на судне всю ночь. Берег был прямо перед нами; мы видели гору Кармель и город Хайфу, но не могли ступить на Землю Израиля.

Жители Хайфы прислали нам виноград и апельсины. Мы впервые увидели этот фрукт оранжевого цвета.

На следующий день британцы погрузили нас на английский корабль и повезли на Кипр. Когда мы приплыли на остров, британцы причалили корабль к берегу и раздали нам шоколад. Большинство евреев на корабле говорили друг другу: «Швырнем этот шоколад им в лицо», – но я сказала Шалому: «Возьми шоколад и потихоньку положи мне в карман. Он нужен мне для нашего ребенка».

Мы оказались в лагере на Кипре в промежуточные дни праздника Суккот. Я была потрясена, когда увидела забор, ограждающий лагерь. Я не могла поверить, что мы снова окажемся за колючей проволокой. Но когда мы узнали, что забор не под напряжением, то немного успокоились, поняв, что никто не собирается нас убивать. На входе в лагерь у нас отобрали все документы, а также фотографии, которые мы везли из дома. К нашему огромному сожалению, больше мы этих фотографий не увидели. Возможно, британцы думали, что на этих снимках есть секретная информация, которую мы пытаемся провезти, на самом деле это были просто фотографии наших родных, погибших при Холокосте, и никто никогда не сможет компенсировать нам утрату этих фотографий.

Нас отвели в палатку с земляным полом. Я не представляла, как уложу ребенка спать на голой земле. Мы были совершенно беспомощны. Позднее в палатки принесли складные койки, и мы постелили постели для себя и нашей малышки.

Мы провели в лагере на Кипре три месяца. Когда мы только прибыли, то понятия не имели, как устроиться там, потому что оказались первой группой в лагере. Мы превратили одну палатку в синагогу; нам дали свитки Торы, и мы приготовились праздновать Симхат Тору[57]. В одной палатке устроили столовую, где израильтяне, очевидно, члены Хаганы, дожидались нас. Они приготовили нам ужин в честь наступающего праздника и Шаббата. Мы поели в столовой и немного успокоились.

После Суккота нам сказали вылить по десять ведер воды на пол каждой палатки, чтобы укрепить почву. Мы сделали это с помощью трубы, по которой в лагерь поступала морская вода. Мы вымыли земляной пол палатки и вымылись сами.

Шалом собрал детей и начал по утрам учить их ивриту. Он с другими товарищами вместе раздобыли доски и сколотили стол и скамьи, чтобы можно было проводить уроки.

Мы питались трижды в день, в столовой. В оставшееся время мы ходили туда-сюда по лагерю. Джонни, один из британских солдат, подружился с нами и сказал, что в Англии у него осталась дочь возраста Далии. Он играл с Далией через ограду и гладил ее по голове, со слезами на глазах. Я жалела его, потому что он так скучал по своей дочке.

Наступила зима, и палатки стали промокать от дождей. Но мы, пережившие гораздо худшие времена, знали, что наше пребывание на Кипре временное, что это последняя преграда, которую надо преодолеть на пути к Земле Обетованной. Придет день, когда