Читать книгу - "Две жизни. Все части. Сборник в обновленной редакции - Кора (Конкордия) Евгеньевна Антарова"

мог бы прожить и года, я умер бы от ужаса тех страданий, что вижу, что видеть не хочу… Вы говорите, что у меня есть свой язык, которым я вещаю людям порывы к Свету. Ах, если бы вы могли прочесть тот мрак, что царит в моем мозгу! Я не в силах был пережить мук моего народа, я бежал в Америку, чтобы там найти сил жить. Я их не нашел. Я видел то же страдание, правда, на иной лад, но страдание, нищету и рознь не менее страшные, чем на моей родине… Я встретил вас. Я понял многое. Я нашел силы жить. Но мой дух, вернее мой мозг, не имеет сил выносить тех адских распятий, через которые мне приходится идти. Сердце говорит мне: «Любя побеждай», а мозг говорит мне: «Ненавидя борись». Где же истина? Где, какой путь? Я снова готов писать Реквием, от которого отказался, пожимая руку этого юноши, этой дивной расцветающей жизни. Но для чего жить и ему? Семья? Слава? Путешествия? Труд? Наука и творчество?..

Аннинов махнул рукой и снова стал шагать по залу. Теперь он напоминал фанатика. Взор его блуждал, глаза горели, он сжимал до боли свои прекрасные огромные руки, он не то готов был поднять их в мольбе и любви к Богу, не то в угрожающем жесте спора и проклятий.

– Помните ли вы, друг, как однажды в Нью-Йорке весь зал ждал вас на концерте более сорока минут, а вы все не выходили на эстраду? Помните, как я пришел к вам, в вашу артистическую комнату? Как мои несколько слов, переданные вам от Флорентийца, подняли вас над всем личным, что вам казалось обязанностью гражданина и высшей честью человека-джентльмена. Помните ли вы, как изменилась тогда ваша психика, как весь ваш личный бунт, которым вы были заняты, показался вам сразу мелким и недостойным человека-творца и как, наоборот, вы поняли свою преступную небрежность к ждавшей вас терпеливо, боготворившей вас публике? Тогда ваша духовная жизнь, жизнь творца и музыканта, висела на волоске. Вы могли остаться в артистической комнате и совсем не выйти к ждавшей вас толпе. И тогда вы сами сожгли бы плоды всех своих вековых трудов в искусстве в своем личном, эгоистическом бунте. И в этот миг сгорел бы для вас весь путь красоты. Не только единить людей вы не смогли бы больше, но для вас закрылось бы звучащее небо. Вы говорите, что нет ваших сил выносить распятия, через которые вы проходите этапами вашего искусства? Но искусство, каждый шаг в нем вперед приходится выносить с трудом лишь тому человеку, который выхватил кусок красного огня с неба и не выработал того самообладания, где чистота сердца равна мощи духа. Если бы вы в вашем сером дне каждое мгновение жили у черты Вечного, вы бы знали, что у человека нет двух миров, разъединенных во Вселенной, нет двух мест для его творчества и для его служения людям. Вы не различали бы людей от тех сияющих гениев, которых видите в часы творчества, но знали бы твердо, что каждое мгновение только и может быть дыханием Вечного. Я спрашиваю вас: что заставляет вас страдать от тех или иных людских пороков? Вглядитесь, вдумайтесь, и вы увидите: только те трещины неуверенности в вашем собственном миросозерцании, которые вы сами расширяете, выливая и прибавляя к яду людей свое раздражение. Посмотрите: жизнь в этом доме была нерушимо спокойна, когда вы сюда вошли. Первое, что вы сказали: «Наконец-то! Наконец я нашел мирный угол! Здесь я буду творить!» Много ли прошло для вас здесь мирных трудовых дней? Родина тревожит вас? Смута и нищета народная? Мелкие люди, обман и фальшь? Но ведь сейчас все это от вас так физически далекое клокочет бурно в вас самом. Если бы Вы могли видеть себя, видеть то кольцо огней, в котором вы движетесь, как в костре, и которое вы же сами создали, вы пришли бы в ужас и отчаяние, и, пожалуй, ваш Реквием был бы готов завтра.

Принося Земле звуки, которые помогают людям жить, вы забыли о силе дисгармонии, которая бьет людей, как кнут, всегда, когда вы творили, измученный своим собственным разладом. Задумайтесь, дан ли вам дар, чтобы им бить людей? Кроме знания своего места во Вселенной, у гения есть еще и обязанности, разнящиеся от обязанностей прочих людей. Гений, неся свои дары Земле, не может выбиваться из легкой радости: быть гонцом Света. Для гения нет пути, обычного для средних дарований. В его труде всегда сотрудничество Неба и Земли. Но труд-счастье переходит для него в наказание, если он перенес центр тяжести так, что душа его слабее мощи его дара. И в этих случаях, друг, помощь может быть только одна: надо забыть о себе и думать о тех, для кого вам дан дар. Вы сказали мне в прошлый раз: «Я не могу безнаказанно спускаться на Землю». Да, если вы спускаетесь на Землю, то это будет всегда трагедией. Лично для вас это будет наказанием и проклятием, для дара вашего – потерей, а для людей – лишением, ибо гений – это человек, не разъединяющийся с Теми, Кто с ним вместе творит. Творить… О, это не значит всегда побеждать или неустанно заниматься своим ремеслом и его деталями. Это значит крепить своей верностью искусству связь людей с теми старшими братьями, что приняли на себя сотрудничество земное с вами. Каждый раз, когда гениальное вдохновение было задержано вами или растрачено зря, не достигнув цели, вы оставляли энергию Любви неиспользованной. И она возвращалась к своему первоначальному источнику, не принеся пользы и счастья людям, так как вы, ее приемник, были не в силах ее принять и передать встречным. Вы возмущаетесь ложью, обманом, воровством. Подумайте глубоко, встаньте в космическое понимание своей жизни и решите сами: чем отличалось ваше поведение в этих случаях от поведения любого вора, обворовывающего свой народ? Ведь вы, имея все возможности, не передали им сокровище, которое было послано через вас им. Не вам оно было дано, но через вас им назначалось. И вы лишили их не только красоты как таковой, но и знания новых сил в себе, новых восторгов, которые могли и должны были пробудить в них энергию Света для труда и действия в их простых днях и отношениях с людьми. Не стойте пораженным, друг. Сделайте выводы и учтите их в будущем. Чем выше человек, тем больше он должен думать о тех своих братьях, что