Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский"

гг. заметно отличался от Москвы. В письме к М. К. от 3 января 1933 г. Ю. М. Соколов признавался, что ему в Москве «не с кем и негде бывает побеседовать по научным фольклорным вопросам: все, с кем мне было бы интересно говорить, находятся в Ленинграде». Отмечая в том же письме «удачно организованное» М. К. фольклористическое заседание в Русском географическом обществе[59], Юрий Матвеевич пишет:

Меня радует, что так хорошо теперь наладилась фольклористическая работа в Ленинграде – и в ИПИНе, и в ИРКе, и Геогр<афическом> Обществе. Читаются доклады, так много перспектив к печатанию. В Москве же, где еще так недавно фольклорная работа била ключом, в течение года пустота и мертвая тишь. Я в мрачном настроении, хотя, как ты знаешь, обычно мне такое настроение не свойственно (70–46; 34).

Успешной работе М. К. в ИПИНе способствовало его тесное сотрудничество с Николаем Михайловичем Маториным. Сохранилось его письмо к Маторину от 28 августа 1931 г., посвященное организации фольклористической работы в ИПИНе[60], – оно не оставляет сомнений в том, что в стенах этого академического учреждения наметилось плодотворное взаимодействие двух энтузиастов своего дела. Более того. В трудных ситуациях, которые возникали неоднократно, М. К. всегда мог рассчитывать на поддержку Маторина и, видимо, не раз ею пользовался. Выразительна его реплика в одном из писем к Ю. М. Соколову (по содержанию – май 1932 г.): «Работа в ИПИН’е идет по-прежнему, но не всегда приятно. Если бы не Ник<олай> Мих<айлович>, давно бы ушел»[61].

Один из современников, близко наблюдавший Маторина, пишет, что в начале 1930‑х гг. он «был душой всех начинаний в области этнографии в Академии Наук СССР. Обладая блестящими организаторскими способностями, чутко улавливая „пульс времени“, имея глубокую теоретическую подготовку, Н. М. Маторин – энтузиаст, влюбленный в науку, – сумел сплотить вокруг себя всех, кто считал себя этнографом или хотел им стать»[62].

Еще одно ленинградское научное учреждение, куда в 1930 г. М. К. поступил на службу (факт, не вызывающий удивления: «совместительство» считалось нормой), называлось Научно-исследовательский институт книговедения (НИИК). В этот институт М. К. был приглашен, однако, не как фольклорист, а как библиограф и знаток книжного дела.

Возникший в 1920 г., этот институт также претерпел к 1929 г. ряд изменений. В 1926–1929 гг. он являлся одним из подразделений Государственной публичной библиотеки, однако с 1930 г. был преобразован в самостоятельное учреждение. Его директором был А. Е. Плотников[63], бессменным ученым секретарем – Л. В. Булгакова[64], сотрудниками же состояли известные ученые-библиографы, среди них – М. Н. Куфаев (сослуживец М. К. по Шестой гимназии), А. М. Ловягин, А. И. Малеин, А. Г. Фомин (ученик С. А. Венгерова) и др. Участие в работе Института книговедения принимал также Иос. М. Троцкий (внештатный сотрудник Комиссии по теории и методологии книговедения). В институте было несколько комиссий, секций и групп; их число и названия постоянно менялись. М. К. поступил в институт, по всей видимости, осенью 1930 г. в качестве «действительного члена»; в декабре мы находим его в списке сотрудников, получивших зарплату (полставки)[65]. Его деятельность за последний квартал 1930 г. отражена в отчете, представленном ученому секретарю института 24 января 1931 г.:

1) Принимал участие в работах группы по изучению периодики «Эпохи военного коммунизма»

2) Принимал участие в работах Исторической комиссии

3) Подбирал материалы для работы о советской книге в провинции

4) По поручению уч<еного> с<екретаря> НИИК’a написал отзыв-рецензию на библиографическую работу Г. Ульянова[66]

5) по поручению уч<еного> с<екретаря> НИИК’а составил докладную записку в ГИЗ о необходимости завершения труда С. А. Венгерова «Предварительный список русских писателей, ученых и т. д.»[67]

6) Разрабатывал вопрос о состоянии архива Венгерова и представил докладную записку о дальнейшей работе над ним

7) принимал участие в заседаниях пленума теории и истории книговедения[68].

Наибольший интерес в этом списке представляет для нас работа М. К. над архивным наследием С. А. Венгерова, которое, как известно, поступило после его смерти в Петроградскую книжную палату (переименованную затем в Институт книговедения) и было передано в конце 1931 – начале 1932 г. в ИРЛИ. Вероятно, к этой работе М. К. привлек библиограф А. Г. Фомин (1887–1939), в прошлом – секретарь С. А. Венгерова, разбиравший в 1920‑е гг. материалы его архива. «Докладная записка» в Государственное издательство, о которой упоминает М. К., неизвестна. Что же касается завершения венгеровского «Предварительного списка», то, учитывая, что дело до настоящего времени не слишком продвинулось, нетрудно предположить, что призыв ученого так и не был услышан.

Сохранился также недатированный отчет за один из первых кварталов 1931 г., в котором М. К. обобщает:

За истекший квартал принимал участие:

1) в работах группы «Печать военного коммунизма»,

2) в исторической комиссии (подготовка к докладу о библиографических указателях 1905 года);

3) Принимал участие в организации группы по изучению массовых библиографических указателей,

4) Продолжал работу по собиранию материалов о провинциальной советской книге[69].

О некоторых сторонах деятельности Института книговедения повествует открытка М. К. к Н. В. Здобнову от 23 февраля 1931 г.:

Здесь недавно шла речь (в Институте книговедения) о желательности видеть Вас здесь, и очень все сожалеют, что у Вас никаких дел в Ленинграде, чтоб заодно послушать какой-либо Ваш доклад. Сейчас ставится здесь проблема методологии массового библиографического указателя – и никто (в том числе и я) не знает, к какому боку подойти к ней, т. е. бок, м<ожет> б<ыть>, и известен мне, но, в сущности, методология работы по этой методологии мне мало ясна. Руководят этой работой Банк[70] и Булгакова.

Пребывание М. К. в институте оказалось совсем недолгим – менее года[71]. «Из Института книговедения я ушел, так как никак не мог наладить там своей работы», – сообщает он Н. В. Здобнову 25 сентября 1931 г. По всей вероятности, М. К. покинул институт летом или в самом начале сентября 1931 г. Во всяком случае, еще в конце мая 1931 г., сообщая персональные сведения для справочника «Наука и научные работники СССР»[72], он указал три места своей работы: ГИРК (основное), НИИК и ИПИН (совместительство)[73]. В каждом из этих научно-исследовательских институтов М. К. имел квалификацию «действительного члена», что соответствовало университетскому званию «профессор».

Институт книговедения был закрыт в 1933 г.

В том же письме к