Читать книгу - "Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский"

профессорами ГИИИ, завязываются лишь во второй половине 1920‑х гг. Проводя в 1928–1930 гг. ежегодно по несколько месяцев в Ленинграде, он посещал заседания в институте, общался с сотрудниками и был, конечно, прекрасно информирован обо всем, что обсуждалось и публиковалось в то время.

Реальное участие М. К. в работе ГИИИ, начавшееся осенью 1930 г., совпадает с периодом его коренной «реорганизации»[37]. Зубовский институт стал к тому времени объектом критики и нападок. Правительственная комиссия, проводившая в конце 1929 г. обследование института, констатировала, что он представляет собой «гнездо враждебной пролетариату идеологии»[38]. Еще сильней затронула ГИИИ «чистка» научных учреждений, запущенная летом 1930 г. Приведем выдержку из ленинградской газеты, достоверно отражающую ту грозовую атмосферу, что сложилась в 1930 г. вокруг ГИИИ и предвещала скорые перемены:

Под шумок в Ленинграде возник ряд научных институтов, совершенно параллельных по своим функциям. <…> Институт Истории Искусств (о нем более всего говорили на вчерашнем собрании[39]) дублирует Институт языков и литературы Запада – ИЛЯЗВ. Институт Искусств, основанный графом Зубовым в первые октябрьские годы <так!> в собственном графском доме, блюдет аристократические традиции. Это – цитадель формализма, короче говоря, формалистики – как удачно обмолвился рабочий фабрики им. Свердлова товарищ Федотов, участник чистки[40].

Тем не менее институт продолжал работу. Вопрос о привлечении М. К. не случайно возник осенью 1930 г. – в это время решался вопрос о преобразовании Кабинета крестьянского искусства, которым заведовал В. М. Жирмунский, в Кабинет фольклора, или Фольклорный кабинет. 13 октября Жирмунский подал ходатайство о зачислении М. К. в штат ГИИИ (в Фольклорный кабинет при Секторе современного искусства). В ноябре Жирмунский расстается с институтом, а в декабре руководителем Фольклорного кабинета, переименованного к тому времени в Кабинет изучения фольклора города и деревни, назначается М. К.[41]; ближайшими его сотрудниками становятся А. М. Астахова и Н. П. Колпакова, выведенные «за штат». Сосредоточившись на изучении рабочего фольклора, кабинет начинает подготовку сборника (в декабре М. К. выступает с докладом «Принципы собирания материала рабочего фольклора»[42]). «Новый» фольклор заметно теснит «архаику». «Одной из форм работы мыслилась организация собирательских ячеек на предприятиях, – пишет Т. Г. Иванова, освещая этот период. – Предполагалось также с целью записи фольклора обследование ленинградской барахолки»[43].

Пребывание М. К. в стенах ГИИИ длилось недолго – он, собственно, пришел в институт в период его угасания и заката. Всю вторую половину 1930 г. и в первые месяцы 1931 г. Зубовский институт, подвергшийся «обследованиям» и «персональной чистке», уже не столько работает, сколько агонизирует; в сентябре его покидают Б. М. Эйхенбаум и Ю. Н. Тынянов. Институт был окончательно ликвидирован постановлением Совнаркома от 10 апреля 1931 г. – путем его слияния с четырьмя московскими научными учреждениями. Образуются новые структуры: Государственная академия искусствознания (ГАИС) в Москве (на основе разгромленной ГАХН) и Государственный научно-исследовательский институт языкознания в Ленинграде[44]. ГИИИ оказался в результате ленинградским отделением ГАИС[45], в котором и продолжали свою научную деятельность бывшие сотрудники ГИИИ. Разгром ГАХН и ГИИИ и создание новых структур привели к тому, что в этих научных учреждениях царила в 1931 г. неразбериха и неопределенность[46].

«Переехал сюда московский ГАИС, – сообщал М. К. 5 марта 1932 г. М. П. Алексееву. – Вернее, переехала только вывеска, так как из москвичей, по сути, никто не приехал. Кое-кто из генералов будет наезжать, в том числе – Н. Ф. Бельчиков[47]. Приехала группа аспирантов <…> Работы в ГАИС’е абсолютно никакой».

Ситуация в ГИРКе и ГАИС явно не удовлетворяла М. К. Пытаясь оживить фольклористическую работу в Ленинграде, он оформляется в Институт по изучению народов СССР (ИПИН), реорганизованный в конце 1929 г. из Комиссии по изучению племенного состава населения СССР и сопредельных стран. Его первым директором становится академик Н. Я. Марр; заместителем директора – Н. М. Маторин[48], он же – редактор журнала «Советская этнография» (до 1931 г. – «Этнография»), переведенного из Москвы в Ленинград и в течение последующих двух лет тесно связанного с работой ИПИНа[49].

Вместе с М. К. в ИПИН приходят и фольклористы бывшего ГИИИ. В апреле 1931 г. здесь образуется Фольклорная секция[50], вобравшая в себя материалы Фольклорного кабинета ГИИИ/ГАИС: экспедиционные дневники и записи, справочно-библиографический материал и Фонограммархив. Т. Г. Иванова сообщает, что весной 1931 г. секция состояла из следующих научных сотрудников: М. К. Азадовский (руководитель)[51], А. М. Астахова (секретарь); И. В. Карнаухова и А. Н. Нечаев[52] (фольклористы-словесники); Е. В. Гиппиус и З. В. Эвальд (фольклористы-музыковеды). Указаны и некоторые темы, над которыми работают М. К. и его «бригада» в 1931–1932 гг.: составление библиографического указателя антирелигиозной литературы, изучение фольклора Гражданской войны…[53] Библиографии уделялось особое внимание. М. К. побуждал своих сотрудников изучать литературу последних лет по той или иной проблеме, учил составлять библиографические карточки и т. п. В недатированном письме к Н. В. Здобнову (по содержанию – осень 1931 г.) он упоминает о том, что в ИПИНе под его руководством идет библиографическая работа: «этнография, фольклор и антропология за совет<ский> период».

В опубликованном отчете о работе института отмечалось, что, продолжая направление, начатое еще в ГИИИ/ГАИС, сотрудники ИПИНа собирают и изучают фольклор города, в особенности фабрично-заводских рабочих. М. К. занимался разработкой принципиальных проблем городского фольклора, А. М. Астахова – собиранием и изучением песен городской улицы, А. Н. Лозанова[54]– изучением саратовского рабочего фольклора и т. д.[55]

Пытаясь использовать издательские возможности того времени, руководитель Фольклорной секции обдумывает масштабные коллективные проекты, охватывающие не только русский фольклор. Один из них именовался «Сказки народов СССР». С такой заявкой М. К. обратился (видимо, в 1931 г.) в издательство «Academia», и его предложение, как писал он Ю. М. Соколову летом 1933 г., «было принципиально принято и поддержано Ежовым[56], Сокольниковым[57]. Там тоже принимают участие Марр, Ольденбург, но главным редактором-организатором должен был являться я, – издание в целом шло бы под маркой Ф<ольклорной> С<екции> ИПИН». Далее М. К. уточняет, что задуман был сборник «томика в 3, хотя, конечно, можно и 5 сделать»[58]. (Проект не осуществился.)

Энергия и активность М. К. приносят ощутимый результат: заседания, доклады, дискуссии и обсуждения сменяют друг друга и вызывают отклик в научной среде. Несомненной и, возможно, главной заслугой М. К. в те годы следует считать организацию коллектива фольклористов, спаянного и увлеченного общей работой, а также создание в нем творческой атмосферы – в этом плане Ленинград в начале 1930‑х