Читать книгу - "Китай в эпоху Си Цзиньпина - Иван Юрьевич Зуенко"

alt="" src="images/i_289.png"/> 1950-х годов. Только на этот раз «большой скачок» является цифровым, хотя задача, стоящая перед Китаем, все та же — догнать развитые страны, обеспечить конкурентоспособность страны перед лицом острых геополитических вызовов.

Одной из таких мер стало создание в 2023 году Государственного управления данных КНР

 — первого в мире специализированного ведомства, отвечающего за системную работу в сфере обработки и применения так называемых «больших данных»[153]. Путь к созданию такого ведомства с момента осознания важности «больших данных» был пройден Китаем в кратчайшие сроки — буквально за несколько лет. Перед лицом Америки, стремящейся кардинально ограничить технологическое развитие КНР, китайцы вынуждены «прыгать выше головы». И если отставание по таким ключевым элементам цифровой модернизации, как, например, производство полупроводников, пока очевидно, то в области управления «большими данными» именно опыт КНР можно считать передовым.

Успехи Китая в анализе big data и развитии ИИ базируются на трех ключевых факторах. Во-первых, это изначальный доступ к большим базам данных для подражания (а для искусственного интеллекта чем больше — тем лучше). Во-вторых, слабость политики защиты персональных данных, которая делает абсолютно любую личную информацию, которая обрабатывается на китайских интернет-площадках, достоянием китайского государства. В-третьих, это наличие огромного рынка рабочей силы, способной за небольшие деньги заниматься скучной монотонной работой — маркировать для искусственного интеллекта образцы информации.

Создание «фабрик данных»

— один из наиболее распространенных китайских стартапов в сфере IT. Впрочем, «фабрика» — это громко сказано. В основном такие стартапы выглядят как небольшие помещения складского типа, где десятки работников проводят дни, просматривая различные фотографии и видео, маркируя все, что видят: машины, дома, дорожные знаки. В общем, делая то, о чем просит вас Google каждый раз, когда у него возникают сомнения в адекватности вашего запроса.

Иначе говоря, «прежде чем искусственный интеллект начнет понимать, что черная и белая кошка — это одно и то же животное, ему нужно обработать колоссальное количество маркированных фотографий и видео»[154]. Вот тут ему на помощь и приходят «фабрики данных». Цель государства — выстроить институциональную и организационную рамку деятельности таких стартапов и использовать их результаты в своих интересах.

Между тем, в перспективе политика Пекина в этой области может иметь последствия гораздо более значительные, чем обеспечение паритета в соперничестве с США. Как представляется, в конечном итоге цель Китая — не просто быть конкурентоспособным на мировой арене, а перестроить сам подход к государственному управлению. Как во внешней политике Китай противопоставляет международным отношениям прошлого с присущим им насилием и ставкой на силу идеалистичную идею о «сообществе единой судьбы человечества», так и в области социально-политического развития нынешнее руководство КНР, как мы уже отмечали, стремится к созданию новой модели, гораздо более справедливой, основанной не на эксплуатации и стремлении к наживе, а на гармоничном распределении благ и обязанностей.

В этом проявляется традиционный для Китая патерналистский подход. Так, государство уподобляется отцу семейства, основная функция которого — забота о благе общества. А применение цифровых инноваций рассматривается как способ сделать эту заботу максимально эффективной. Иначе говоря, воплотить ту утопическую идею об идеальном обществе и государстве, которая ранее была характерна для философов-легистов. Только на новом технологическом уровне — с применением анализа «больших данных» и искусственного интеллекта.

Можно предположить, что со временем государство сможет управлять обществом на основе рекомендаций ИИ, которые, как считается, будут объективны, потому что будут основаны не на субъективных ощущениях, а на беспристрастном анализе данных. Соответственно, будет учитываться такой объем вводных, который нигде и никогда не учитывался в государственном управлении.

В случае успеха мы сможем констатировать, что китайская система станет реальной альтернативой западной политической модели. Даже нынешняя китайская политическая система при всех ее слабостях и непопулярности за пределами КНР на многие вызовы эпохи отвечает не хуже, а системное внедрение в нее методов искусственного интеллекта и анализа «больших данных» способно и вовсе совершить настоящую революцию в социальной и политической инженерии.

Очерк четырнадцатый. Цензура, социальный и цифровой контроль

Другая тема, напрямую касающаяся политической и социальной инженерии, — тема цензуры. Традиционно она является одной из наиболее спекулятивной в представлениях об этой стране. В большинстве материалов Китай представляется эдаким «цифровым концлагерем», в котором мучается несчастное население. Надо сказать, с одной стороны, дым здесь не без огня — в плане введения цифровых методов контроля КНР действительно впереди всей планеты.

С другой стороны, население вполне спокойно приняло эти правила игры и, более того, само по себе является главным их исполнителем. Фактически цензура в Китае — это система ограничений по всем известным чувствительным для властей точкам, в которой решающее место принадлежит самоцензуре. В десятилетие правления Си Цзиньпина, безусловно, вслед за общим трендом на «закручивание гаек», в цензуре и цифровом контроле Китай вышел на новый уровень.

До Си и после

Но, вопреки желанию многих наблюдателей повесить всех собак на нынешнее коммунистическое руководство, цензура в китайской цивилизации имеет многовековые традиции. Самым известным из древних проявлений цензуры можно считать кампанию первого императора Китая Цинь Шихуана по «сожжению книг и погребению книжников»

. Цинь Шихуан полагал, что конфуцианские ученые лишь забивают населению голову бесполезными идеями и препятствуют появлению единой идеологической доктрины, в качестве которой должны выступать установленные императором законы.

С некоторыми вариациями едва ли не каждый основатель китайской династии в той или иной степени повторял модель Цинь Шихуана. Классический пример — правление Чжу Юаньчжана

, основателя империи Мин , который, придя к власти, запретил не только обширный список «вредных книг», но и отдельные иероглифы, употребление которых могло напомнить о его былом низком происхождении: он родился в семье крестьянина, долгое время был буддийским монахом, а власть захватил во главе повстанческих отрядов «красных повязок» .

Деление всей культуры на официальную и неофициальную, не санкционированную государством, настолько распространилось, что для Китая стало привычным появление такого жанра в публицистике, как вайши

(«внешняя», или «неофициальная история»). Многие художественные произведения, ставшие со временем классикой китайской литературы, в свое время подвергались цензуре. Самый известный пример — бытописательный роман «Цветы сливы в золотой вазе» (начало XVII в.), из которого неоднократно