Читать книгу - "Мажоры СССР - Анатолий Владимирович Георгиев"

Неприхотливость восполнялась объемами. Одна корпулентная дама с выдающимися женскими признаками мне призналась: «При „совке“ мы метали как не в себя. Как в нас влезали такие объемы? Если стол был с выпивкой, надо было умножать втрое количество еды. А все жаловались на пустые магазины!»

Зримым свидетельством этой неприхотливости был ассортимент чековой продуктовой «Березки» на Сиреневом бульваре. Имея задачей максимально высосать из сограждан эквивалент валюты, магазин тем не менее поражал убожеством набора на прилавках. Никаких хороших вин из Европы, особых деликатесов или местных специалитетов. Отсутствовало даже оливковое масло прямого отжима («экстра вирджин»). Кофе был представлен преимущественно в виде растворимого — тогда мы поголовно по нему с ума сходили.

По сути, все, что предлагала тогда эта «Березка», — отражение тогдашней мечты народа о хорошей жизни, то, чем при должном усердии можно было разжиться через знакомых в торговле (в том же «Елисеевском» при несчастном Соколове)[41]. Сегодня ассортимент в какой-нибудь «Пятерочке» в Подмосковье куда более разнообразен. И нам в те времена приходилось многое изобретать, по сути, заново (пиццу, пасту с соусом или гамбургер), чтобы хоть как-то выйти из положения, имея под рукой весьма ограниченный выбор доступных продуктов и весьма туманное представление о конечном результате.

Не скажу, что у нас все получалось: тот же соус бешамель почему-то упорно превращался в клейстер, а булочками для бургеров, приготовленными по рецепту из журнала «Бурда моден», можно было колоть орехи. И пустеющие полки магазинов, в свою очередь, превратились в барьер для нашей тяги к сублимации хотя бы на гастрономическом поприще. Как же мы смеялись, читая опубликованную тогда книгу Елены Молоховец, которая писала: если у вас ничего дома нет, а надо накормить нежданных гостей, спуститесь в погреб и отрежьте полфунта ветчины… Ветчину тогда мы видели исключительно на картинках в «Книге о вкусной и здоровой пище».

Но все равно мы пытались, и что-то у нас получалось: мы были молоды, полны энтузиазма, нам было что обсудить с друзьями, было чем закусить и даже находилось что выпить, несмотря на происки Лигачева. И на нашей небанальной кухне было тесно, но очень здорово и душевно. И даже выпендривались мы как-то по-дружески, не обидно для других.

Эх, хорошие были времена! Ни зависти, ни злобы среди своих, только надежда. И я чувствовал себя крепким хозяином, уже взвалившим на свои плечи, несмотря на возраст, множество семейных забот и даже дачу, которую мне доверили родители, уехав работать в Анкару.

И каково же было мое замешательство, когда я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, приехав к предкам в гости в Турцию и оказавшись полностью на их попечении! Неожиданные повороты преподносит нам порой судьба!

Уроки выживания на переломе эпохи

Скорый поезд София — Москва устало приближается к путевому упору первого перрона. Позади остались трудный маршрут через разъяренную Румынию, охваченную восстанием против Чаушеску, и мои метания между Киевским и Белорусским вокзалами (расписание полетело ко всем чертям), постоянные звонки в железнодорожную справочную и страх за жизнь матери. Она возвращается из Турции, чтобы завершить защиту докторской диссертации, но время для поездки выбрано явно неудачное.

Поезд наконец встает. Я встречаю усталую мать, обнимаю ее и принимаю чемоданы.

— Как ты? — задаю актуальный, но глуповатый в нынешних обстоятельствах вопрос.

— Да уж, натерпелась страху, — делится мама. — В Стамбуле офицер по безопасности предупредил: будут стрелять, ложитесь на пол. Но все обошлось. Бегала по вагонам какая-то вооруженная шпана, но без последствий. Сигареты просили. А перед глазами стоят румынские дети: босиком в снегу, тянущие руку за милостыней к проходящему вагону… Ого, какая красная!

Мать переключается на мою новую «шестерку» и с довольным видом обходит ее по кругу, с интересом разглядывая мою четырехглазую красотку с буквами «ЗП» на номерном знаке.

— Представляешь, — довольный, делюсь я, пристраивая чемоданы в багажник, — только забрал из магазина, поехал на учет ставить — нужно здание было объехать, — как меня крутануло на ровном месте. Вот где страху натерпелся.

Мы выезжаем с площади у Белорусского вокзала, традиционно забитой машинами. Если и есть в Москве шанс встрять в пробку, то это здесь, в районе Брестских.

— Как же вы сейчас тут живете? У нас в Анкаре такого наслышалась…

— Ага, я так и понял, когда от вас нам три недели назад посылку передали. Макароны, кетчуп, печенюшки…

— А что ты удивляешься? По телевизору показывают пустые прилавки, народ разные ужасы рассказывает.

— Все не так уж плохо, мам. Не верь, что по телевизору болтают. Ты бы еще в Кашпировского поверила… «Даю установку…» «Ты не собака, ты свинья…»

Мы вместе смеемся над анекдотом, который я недавно рассказал родителям в письме и которым пятилетний сын вывел из транса у телевизора другую свою бабушку.

— В общем, — продолжаю я прерванную тему, — все и вправду не так уж плохо, но приходится крутиться. Утром встаю и объезжаю все приличные магазины в районе. Хорошо, сейчас морозы, но что делать, если оттепель вдарит, ума не приложу… Балкон забит мясом в картонных коробках (еще обмотал их фольгой для изоляции), в морозилке упаковка сливочного масла на двадцать кило — примерзла, не вытащить… В коридоре мешок картошки — а куда ее еще денешь — и мешок сахару. Хорошо, что талоны ввели летом. Я у родни и приятелей набрал и разом целый мешок через знакомых в магазине выкупил. А у тебя дома холодильник забит замороженными грибами, а шкафы — крупами и солью.

— Экий ты добытчик! — хвалит меня мама: в ее представлении мужик всегда мужик, а жена не просто замужем, но за мужем.

Она снимает шапочку — машина наконец прогрелась — и встряхивает короткой прической. В ушке посверкивает «ландыш золотистый» — сережка в форме цветка с жемчужинкой. Видя мой взгляд, мама кокетливо дотрагивается до камушка:

— Помнишь?

Еще бы мне не помнить! Летом всей семьей отдыхали в Чешме под Измиром, на берегу знаменитой Чесменской бухты, где в морском сражении наши потопили турецкий флот. Мать пошла купаться и утопила сережку: замочек расстегнулся, и она соскочила. Я вовремя услышал мамины стенания, попросил оставаться на месте, а у немцев-соседей по пляжу — маску и трубку для подводного плавания. Доплыл, нырнул тройку раз — и нашел! Чудо!

— Я в честь твоего подвига написала поэму в гомеровском стиле. Про деяния славного героя на дне морском, в царстве Посейдона. Планирую зачитать вам на Новый год!

— Послушаем, послушаем…

Я вдруг резко торможу и прижимаюсь к бровке. Не выключая двигатель,