Читать книгу - "Демидовы - Николай Демидов"

были освобождены от составления отчетов по десятилетнему управлению демидовским имуществом.

Император Павел Первый был, что называется, сложным человеком, но Николаю Демидову он благоволил. Благоволил настолько, что в январе 1797 года назначил его «за оказанную его к службе нашей ревность и прилежность» камергером двора цесаревича Александра Павловича. А в 1800 году двадцатишестилетний Николай Никитич, с пеленок начавший службу в чине капрала, стал тайным советником и членом Камер-коллегии[49]. Вдобавок он был командором Мальтийского ордена[50], которому Павел Первый предоставил убежище в Санкт-Петербурге после захвата Мальты Наполеоном…

Начал Николай Никитич плохо – с больших долгов, зато закончил хорошо, можно даже сказать, блестяще, удвоив свое состояние посредством разумного управления, и это притом, что двадцать шесть из тридцати остававшихся ему лет жизни он провел за границей. С его вступлением в право распоряжения имуществом главная контора переместилась из Москвы в Петербург. В 1797 году Николай Никитич просил у императора годичный отпуск «с целью обозрения своих заводов», но Павел отказал, и в Нижний Тагил пришлось отправиться управляющему московской конторы, отставному подпоручику Григорию Матвееву, отец которого служил еще у Никиты Акинфиевича. Другим доверенным лицом на Урале стал один из демидовских крепостных Михаил Данилов, человек одаренный и энергичный. «Донесения Данилова, нахожу я совершенно справедливыми и нимало не пристрастными, – писал в одном из своих писем Николай Никитич, – чем и остаюсь весьма им доволен; желаю, если бы и оная контора так была справедлива и дела производила с такой же основательностью, как и он, Данилов». Николай Никитич взял за правило назначать на управленческие должности крепостных, «поелику сии последние, видя себя не свободными, не осмелятся сделать неприличного поступка». И, судя по всему, такая кадровая политика оправдывала себя. Другим полезным правилом стал личный контроль владельца за ответственными назначениями: «…бытие каждого [управленца] при должности должно зависеть единственно от собственной моей воли, а не по приказчичьим расположениям». Изначально Николай Никитич намеревался держать под контролем чуть ли не все должности в управленческом аппарате заводов, но жизнь показала невозможность этого. Владельцу пришлось ограничиться назначением заводских приказчиков, а они уже подбирали подчиненных по своему усмотрению. Приказчиков на каждом заводе было шестеро. Первому было поручено «все конторское письмоводство и дела до присутственных мест относящиеся», второй отвечал за снабжение завода топливом, третий ведал рудой, четвертый – производством, а пятому вменялось в обязанность «неослабное наблюдение» за работниками и «строгое взыскание» с провинившихся. Шестой приказчик был вроде запасного – он исполнял экстренные поручения и заменял при необходимости других приказчиков. Такое «разделение труда» ввел Николай Никитич, и надо признать, что было оно весьма удачным. С одной стороны, каждый управленец занимался своим делом, не разбрасываясь по сторонам, а с другой – ни в чьих руках не сосредотачивалось много полномочий, что не создавало предпосылок для злоупотреблений, да и приглядывали приказчики друг за другом. Идеальная модель для владельца, находящегося вдали от своих заводов и собиравшегося уехать еще дальше.

В 1801 году Николай Демидов вышел в отставку и отбыл с супругой в длительное заграничное путешествие. Одни биографы связывают отставку с воцарением Александра Первого, который не выказывал расположения к любимчикам своего отца, а другие – с семейной трагедией 1800 года, когда чета Демидовых потеряла единственную дочь Александру и второго сына Николая. Временное управление своим имуществом Николай Никитич передал светлейшему князю Петру Васильевичу Лопухину, на дочери которого Екатерине был женат его двоюродный племянник Григорий Александрович Демидов, внук Григория Акинфиевича. «По просьбе моей и благорасположению Вашей светлости ко мне, – говорилось в доверенности, выданной князю Лопухину 8 июня 1801 года, – соблаговолили в одолжение мне, по случаю моего отъезда в чужие края, до возвращения моего в Россию принять на себя попечение и распоряжение над всеми моими имениями… и, если случится надобность… то покорнейше прошу сделать мне одолжение и милость… на счет мой занимать… и поручительство на себя принимать». Однако в 1803 году князь Лопухин сам надолго отбыл за границу, передав управление доверенным имуществом троим служащим Петербургской домовой конторы Николая Демидова. К счастью, ущерба делу от смены управляющих не вышло и, вернувшись домой, Николай Никитич застал все, что оставил, в должном порядке.

Сначала вояжеры осели в Париже, тогдашней «столице мира». Елизавета Александровна была отчаянной галлофилкой, преклонявшейся перед всем французским, начиная с манер и заканчивая Наполеоном Бонапартом, которого она называла «богом Европы» (впрочем, поначалу в России Наполеон нравился многим). Граф Евграф Федотович Комаровский, участвовавший в Итальянском и Швейцарском походах Александра Суворова, вспоминал о «странном случае», произошедшем на одном из балов у французского министра иностранных дел Жана Батиста Шампаньи: «Я стоял подле жены Н. Н. Демидова; Наполеон, говоря прежде со многими, подходил к ней; она сделала пренизкий поклон и взяла веселый вид, ожидая от него какого-нибудь приятного приветствия; она знала его генералом Бонапарте, первым консулом и наконец видала уже императором. Наполеон, остановясь перед ней, довольно долго смотрел ей в лицо, переступая с одной ноги на другую, понюхал табаку, ибо в левой руке он держал всегда табакерку, наконец, спросил:

– Кто вы, сударыня?

Я взглянул на мою соседку и приметил, что она вся переменилась в лице и сквозь зубы сказала свою фамилию.

Потом он, обратившись к стоявшей на другой стороне Демидовой дочери Муравьева-Апостола, которая была с нею на бале, сказал:

– Это очень хорошенькая особа, которая служит вам здесь надзирательницей.

Надобно знать, что Наполеон почти никогда не дожидался ответа и, сказавши сии слова, отошел прочь. Демидова, насилу опомнившись от такого грубого вопроса, ей сделанного, сказала мне:

– Он имеет непостижимые странности и рассеянности, и оные еще более в нем увеличились с тех пор, как он стал императором. Я уверена, что он сие сделал потому, что занят был другою какою-нибудь мыслью; можно ли ему было меня не узнать? Я была в самом коротком знакомстве с его женою, когда она была просто m-me Bonaparte, и с ним очень часто видалась.

Это точно доказывало, что Наполеон не имел ни малейшего понятия о приличиях в обращении с дамами, а может быть, и не хотел его иметь».

Елизавета Александровна была особой порывистой, увлекающейся, любившей все красивое и изящное, в том числе и красивых мужчин. Блистать и очаровывать было смыслом ее жизни. По молодости Николай Никитич тоже понимал толк в развлечениях, но до супруги ему было далеко… Короче говоря, эти совершенно разные люди не были созданы для совместной жизни, да и потеря двоих детей тоже сказалась на отношениях. В Париже каждый из супругов жил сам по себе, поддерживая при этом видимость семейной жизни.

Ухудшение франко-российских отношений, вылившееся в Русско-австро-французскую войну 1805 года[51], вынудило Демидовых в 1806 году покинуть Париж и вернуться в Россию,